Павел Журба - Александр Матросов [Повесть]

— Эх, я упустил время для учебы! — с сожалением вздохнул Матросов.

— Что ты! — даже обиделся Кедров. — Я вот старик, а только теперь начинаю по-настоящему понимать, что к чему. Учиться никогда не поздно. И здесь все учатся — и солдаты, и командиры, большие и малые. На партийных и комсомольских собраниях учатся, на лекциях, на курсах, на семинарах.

— Даже чудно, — усмехнулся Матросов. — Будто не фронт здесь, а какая-то академия.

— Академия и есть, — оживился старик. — Даже наивысшая. Партия наша, она, брат, как сталь, выверяет сердце каждого солдата и закаляет его наибольшей наукой — большевистской правдой. Это им, тем фашистским дикарям, даже выгодней, чтоб их солдат был бездумным истуканом, чтоб легче было его обжулить. А наш человек, чем больше постигнет правду, тем сильней станет.

Матросов нетерпеливо придвинулся к столу.

— Что ж это за книги? Разрешите посмотреть?

— Непоседа, — отечески проворчал Кедров, косясь на Матросова. — Посмотри скоренько, а то не нагрянул бы капитан.

Матросов стал бережно смотреть израненные осколками снарядов книги: томики Ленина, Сталин — «О Великой Отечественной войне», брошюры, журналы. Тут же лежал лист бумаги, исписанный косым, летящим вперед почерком. Вверху подчеркнут заголовок: «Морально-политический облик советского воина». Много книг было в углу землянки на полке из неотесанной доски от снарядного ящика.

Листая одну из книг, Матросов вдруг обратился к Кедрову:

— Товарищ старшина, что тут отмечено? Что? — показал он подчеркнутые синим карандашом слова.

— Вот настырный! — проворчал Кедров. — Ну, одно беспокойство с тобой!

Возвращаясь, капитан Климских услышал в своей землянке возбужденные голоса, остановился у двери.

Кедров, увидев замполита, быстро поднялся и смущенно скомандовал:

— Встать, смирно!

Матросов вытянулся, растерянно мигая глазами и пряча книгу за спину.

Он с тревогой смотрел на удивленное лицо замполита и ждал: вот капитан сейчас отчитает его за то, что без разрешения рылся на полке.

На замполит Климских рассмеялся, видя замерших, смущенных людей.

— Вольно, вольно!.. А что — не ждали? Ладно уж, ладно!

Он шагнул к повеселевшему Матросову.

— Что подчеркнуто, спрашиваешь? А вот, например, что Клаузевиц пишет: «Мужество никоим образом не есть акт рассудка, а представляет точно такое же чувство, как и страх». Как думаешь, прав он, этот ученый немецкий генерал?

— Да как же это — мужество не от рассудка? — удивился Матросов. — Ведь именно сознательно идет наш боец на любую опасность, даже на смерть, потому что любит свой народ…

— Ясно, не прав он. Они, эти буржуазные авторитеты для гитлеровцев — Клаузевиц, Мольтке, Шлиффен, Бисмарк и другие идеологи и военные теоретики — не поняли, проглядели главную силу — сознательного человека. Потому-то для гитлеровцев солдат — дрессированная скотина, заводная бронированная кукла. Разве понять им, кто такие Лиза Чайкина, Зоя Космодемьянская, Николай Гастелло?.. Ну, садитесь, садитесь, — чего стоите?

Вскоре землянка наполнилась людьми. Замполит начал беседу с агитактивом, и Матросова сразу же заинтересовала и увлекла эта необычная беседа.

— Вот шел сюда и вспомнил я одного молодчика, — говорил замполит. — По снабжению работал в нашем батальоне. Сержант Зыков. В батальон пришел Зыков — залюбовались им. С виду — герой человек, высокий, статный, лихо подкрученные черные усики, сам чертом глядит. А начнет рассказывать про свои подвиги — заслушаешься. Он и столько-то танков подорвал, и целую роту фашистов один гнал, и в одном только колхозе тридцать девчат любили его. Словом, герой на все руки. И в батальоне проворен был — из-под земли все достанет.

Матросову хотелось скорее узнать, — почему замполит говорит о Зыкове? Он и спросил об этом старшину.

— Постой, — ответил Кедров, — замполит подведет под нужное дело. Башковит человек.

Замполит Климских окинул опытным взглядом собравшихся: все слушали его внимательно. Он подумал и продолжал:

— И вот, помню, пришел к нам с пополнением один паренек — Суслов. Прямо из десятого класса. Маленький, хилый и слабый с виду, как былинка. Его такого и в армию, наверно, не взяли бы, забраковали. Так он добровольцем в ополчение пошел. Да еще шинель была у него не по росту — длинная, широкая, и он был в ней, как в мешке. Наш красавец Зыков и поднял Суслова на смех: «Что за кикимора! Что за букашка?» — спрашивает Зыков. Суслов отвечает ему: «Что же, бывает корова и с большим брюхом, да толку от нее никакого».

И случилось Зыкову и Суслову быть в одном бою. Зыков к тому времени проворовался — известно, такие ухари любят жить на широкую ногу, — его и послали рядовым в ту роту, где Суслов был комсоргом. Бойцы любили комсорга. Держался Суслов скромно. Беседы проводил толково. На любой вопрос мог ответить. А главное — слово с делом не расходилось у него. В походе ли, в бою, как ни трудно, сам ни единым стоном не пожалуется и товарищу такое слово скажет, что у того силы прибавится. И вот в одном жарком бою, когда тяжело был ранен командир, встал испачканный землей Суслов, поднял винтовку над головой и крикнул: «Товарищи, слушай мою команду! За мной, вперед!» И в словах его люди почуяли такую веру в свои силы, что будто перед ними встал не маленький, слабый парнишка, а богатырь, подобный Илье Муромцу. И бойцы без колебаний ринулись за ним и заняли укрепленный пункт.

— А как же Зыков, разрешите спросить, товарищ капитан? — не вытерпел Матросов.

— Имей терпение, скажу по порядку, — заметил капитан и продолжал: — Вот заняли высоту, а враг опомнился, в контратаку лезет. Одну отбили, другую, третью контратаку… Боеприпасы на исходе, а враг все лезет. Тут и вспомнили, что за патронами еще до атаки послали Зыкова. Что с ним? Верно, убит бравый солдат. И вот нашли его в одной воронке, лежит лицом вниз и голову под корягу спрятал. Так он со страху, как очумелый баран, и пролежал в воронке часа три. Когда спросили, почему он не выполнил приказа, Зыков, трясясь и заикаясь, ответил, что у него насморк и нос его не переносит порохового дыма.

В землянке все засмеялись. Усмехнулся и замполит, подергивая бровью.

— Вот Зыкову после того случая бойцы проходу не давали. Не знал он, куда и деваться от насмешек. Хорошо, что попал в штрафной батальон, а то не житье было б ему. А Суслов и в других боях вел себя геройски. Сейчас он в госпитале. Пишет, что просится в наш батальон. Может, скоро и увидите его. Так что тысячу раз прав Владимир Ильич Ленин: о людях надо судить по их делам, а не по словам. А на войне — прямо скажу — настоящую цену человеку узнаешь в бою. И агитатор лучший тот, у кого слово с делом не расходится.

Капитан говорил так естественно и просто, будто в своей домашней обстановке, среди близких ему родных людей.