Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Тихими осенними рассветами, отправляясь в горы на охоту в сопровождении своей шумной свиты, Курт Вальбе иногда сворачивал к новому селению, останавливался возле двора Ицхака Сантоса, долго и внимательно смотрел на его хозяйство, огород и дивился, как от мала до велика трудятся на этом клочке земли люди и как они за столь короткое время сумели оживить эти некогда заброшенные места.

— Послушай, Ицхак! — сидя в седле на вороном коне и глядя на плечистого, темного от постоянного загара крестьянина, который вскапывал землю, обратился к нему Курт Вальбе, и в голосе его послышалась ирония. — Послушай, Ицхак! Я гляжу на тебя, на твоих соседей и просто диву даюсь. Мне кто-то говорил, что ваши, — я имею в виду людей вашей веры, — не могут и не умеют обрабатывать землю… Их куда больше тянет к торговле, в города, к книгам… А здесь я вижу совсем другое…

Ицхак Сантос расправил широкие плечи, отер рукавом вспотевший морщинистый лоб, окинул пана своими внимательными черными глазами и, неприязненно усмехнувшись, сказал:

— Ясновельможный пан Вальбе, вы не первый и не последний, кому злые языки рассказывают досужие бредни!.. Вы видите дома, халупы, сараи, сады и огороды? Кто за нас строил, кто все сажал, кто раскорчевывал эту землю? Вы думаете, это все с неба нам свалилось, как небесная манна? А что касается торговли, книг и прочего, так я вам на это отвечу: вы видите горный поток, и камни на берегу, и песок? Так скажите, разве эти песчинки и камни похожи один на другой? Так же различны наши люди! А разве люди вашей нации все одинаковы, господин Вальбе? Одни развлекаются, дурея от роскоши, на отличных конях ездят в горы на охоту, пьют, гуляют, берут от жизни все… А иные работают в поте лица и досыта не наедаются…

Курт Вальбе насупил рыжеватые брови, хотел было отхлестать нагайкой неучтивого и гордого человека, но, охваченный непонятным страхом перед этим сильным, волевым мужиком, только смерил его злобно жестким взглядом. И, тут же пришпорив коня, улыбнувшись сатанинской улыбкой, не сулившей ничего хорошего, Курт ускакал в горы.

А испуганные соседи, стоявшие поблизости Сантоса, обрушились на него:

— Что ты, Ицхак, сдурел? Зачем же так неуважительно разговаривать с паном? Разве не знаешь, что он может нам зло причинить? Мы ведь в его власти!

— Знаю… — ответил Ицхак. — Но я не мог сказать иначе. И пусть он знает, что я его не боюсь!

Курт Вальбе как-то остановился у виноградника Сантоса и, окинув завистливым взглядом кусты, причмокнул:

— А это все ты тоже сам посадил, Ицхак? Лучше бы картошку выращивал, чем виноград, чтоб твои дети и старики не пухли с голоду… — сказал он, ни к кому не обращаясь…

— А это не ваша забота, пан Вальбе, — резко ответил Ицхак. — Пока мои руки мне служат, мои детки голодать не будут!..

Полный непонятной ненависти, Курт Вальбе скрылся за извилистой дорогой, а вслед за ним и вся его кавалькада.

Облокотившись на изгороди, на держаки лопат, стояли поселенцы и уныло смотрели вслед ускакавшим всадникам.

— Ицхак, Ицхак! Разве можно так разговаривать с грабителями? Они могут нам причинить много зла. Пан может нас сжить со света. Для пана не существуют никакие законы. Все мы бесправны и полностью зависим от прихоти этого злодея…

— Ничего, — отозвался Ицхак Сантос и, поплевав на руки, снова взялся за лопату. — Пусть хоть лопнет от злости, пусть захлебнется собственной желчью! Меня учили не гнуть голову, не унижаться и не заискивать ни перед кем. Такой уж я человек. Не прощу никому ни оскорбления, ни грубости. Даже родному отцу. И пусть пан барон запомнит это.

Постепенно разрастался новый поселок. На улице, которая пролегла вдоль потока, шумела детвора, до позднего вечера слышались звонкий смех, крики неугомонных ребят. В хибарках, под балками, висели люльки, и молодые матери укачивали своих первенцев. Тут и там слышалась легкая перебранка соседок, что-то не поделивших меж собой. Старики собирались кучками у колодцев, курили и обсуждали мирские дела, говорили об урожае и о грядущем приходе мессии…

Тихими вечерами молодые хлопцы и застенчивые девчата тайком от родителей собирались на опушке леса. До третьих петухов доносились оттуда звонкий смех, песни. И обеспокоенные матери не спали, поджидая своих дочерей, которые, казалось, забыли дорогу домой.

Ранним утром просыпался поселок. Все спешили к своим клочкам земли: кто выгонял корову на толоку, кто козу, гусей, которыми хозяйки уже успели обзавестись.

На отшлифованных волной прибрежных камнях женщины стирали белье в прозрачной воде, перебрасывались шутками, остротами, хохотали. Кто уходил в лес пополнить дровяной запас, кто возился на огородах. Дорог был каждый весенний день — нельзя забывать о долгой осени и холодной зиме. Пойдут дожди, раскиснет дорога или выпадет глубокий снег, тогда какая уж работа!

Жизнь здесь текла по своему руслу, и казалось, что так будет вечно. Прибились наконец к тихому берегу, где мирная и спокойная уготована им жизнь.

И вдруг неожиданная беда обрушилась на это маленькое государство. Вражеские полчища пошли войной, приближались к его границам и угрожали порабощением народу, смертью.

Ужас охватил всю страну, не миновав маленькое селение. Да, только вылезли кое-как из нищеты, наладилась, вошла в свои берега жизнь — и вот война. Здесь, по этой дороге, пройдут, видно, чужеземные полчища, пройдут с огнем и мечом, все разрушат, разграбят, растопчут. Можно ли в такой грозный час сидеть и ждать своей незавидной участи и участи твоих детей, стариков?

Приближалась осенняя пора. Ицхак Сантос с семьей собрал урожай, выкопал картошку, лук, заготовил дрова на зиму, присыпал землей молодые виноградные лозы. То же самое сделали соседи и родичи. Взяв с собой старшего сына, любимца Эфраима, и соседских парней, он подался в город, явился к местным властям и заявил, что все они по своей доброй воле пришли получать оружие. Вместе со всеми они хотят защищать родину от чужеземного нашествия.

С большим почетом тут встретили Ицхака Сантоса, его сына и всех прибывших. То, что самые молодые подданные страны пришли в этот трудный для государства час и что это были не коренные жители, а новоприбывшие, вызвало у всех глубокое уважение к ним. Им тут же выдали оружие, одели в солдатскую форму, поблагодарили от всей души. И все же нашелся один из старших начальников, который отнесся к этому скептически.

— Сантос! — сказал он. — То, что ты со своими ребятами пришел, доказав свою верность нашему государству, мне по душе. Молодцы! Меня смущает другое: сможете ли вы воевать, без страха идти в бой? Я слыхал, что люди вашей нации — сугубо мирные люди. Вам ближе наука, книги. Ваши воевать не хотят… Не любят…