Виктор Чехов - Разведчики

Катя доверчиво взяла Синюхина за руку, хотела улыбнуться, но улыбки не получилось. Тяжело было прощаться с Синюхиным.

— Буду вам часто писать в военное училище, Иван Титович, — тихо сказала она. — Потом вы мне сообщите вашу новую полевую почту. Не потеряемся, лишь бы живы были! Где бы я ни находилась, разыщу вас! Еще меня с вашей семьей познакомите.

— Обязательно. Домой про вас в каждом письме пишу. И про Петра, и доктора Акошина. Жена и вам поклоны посылает, да все передавать стеснялся. Ведь Зина вам незнакомая…

Спускалась белая ночь, вернее светлый вечер, когда еще все видишь до самого горизонта. Тихо разговаривали боевые друзья. И когда Синюхин ушел, Катя долго смотрела на сгустившиеся в сосновом бору тени, старалась представить себе Петра, вспомнить его лицо. «Где ты? Что с тобой, мой хороший, родной?» — Вздохнув, она поднялась со скамьи. Где-то в далекой неизвестности любимый человек… Пройдут месяцы, она ничего не будет о нем знать, а может быть, не узнает и до конца жизни? Нет, только не это! Ждать, терпеливо ждать!

Когда двадцать второго августа сорок первого года в Деснянске разорвались первые фашистские снаряды, все, кто еще медлил с отъездом, поняли — эвакуация неизбежна. Отдаленность от железной дороги сильно затрудняла отъезд, а враг подступал все ближе. Бои шли день и ночь.

Опустели советские учреждения, и только в райкоме партии не прекращалась работа. Это были последние приготовления:, некоторые коммунисты оставались в подполье, другие уходили в партизанские отряды.

В большой светлой комнате, перед кабинетом секретаря райкома — сдержанный гул, отрывистые фразы, возгласы, распоряжения. Люди проходили к секретарю, останавливались у стола инструктора и, получив назначение, торопливо покидали райком.

Почти у самой двери сидел сухонький старик с белой бородкой клином и белой полоской волос вокруг голого черепа. В руках палка с надетым на нее брилем. Входившие здоровались со стариком, перекидывались парой слов. Все знали и уважали старого партизана гражданской войны — Ефрема Петровича Шохина, или, как его звали, деда Охрима.

Из кабинета вместе с военными вышел секретарь райкома. Бледное лицо с отечными мешками, покрасневшие глаза говорили о многих бессонных ночах. Прощаясь с военными, секретарь коротко произнес:

— Будет сделано, — и, обернувшись к инструктору, кивнул головой: — Выезжайте. В дороге не медлите.

Для всех это прозвучало: «Враг подходит к родному городу».

При появлении секретаря дед Охрим встал, поставил палку в угол, разгладил бороду и усы.

— Васыль Ёсыпович, я до вас, — проговорил он приятным тенорком.

— Ефрем Петрович? Проходите, проходите, — секретарь пропустил деда в кабинет. Конечно, вы все с той же просьбой?

— С тою самою. Я дуже вас просю, вы, як перший секретар, прикажить моему сыну Сереге принять мене у партизанский отряд. Хм-м, кажуть — старый! Я ше покажу, якый я старый. Я ще у восемнадцатом годи партизанив…

Секретарь сел рядом с дедом Охримом на небольшой деревянный диван и понизил голос.

— Ефрем Петрович, все это я знаю. А только ваш Сергей Ефремович получил особое задание и сейчас уходит с партизанами. Да и приказывать ему я не могу… Хочу предложить вам другую работу.

Дед Охрим сдвинул брови:

— Интересуюсь, яку?

— Положение, Ефрем Петрович, сами знаете, тяжелое — не сегодня-завтра враг будет здесь. — Секретарь помолчал, что-то обдумывая, потом продолжал: — Доверю вам большую, государственной важности тайну.

Еще больше нахмурив кустистые брови, дед смотрел в одну точку.

— Некоторые товарищи остаются здесь для подпольной работы.

— Знаю.

— Знаете?! От кого?

— Догадався.

— Ах, догадались, — облегченно вздохнул секретарь. — Так вот, хочу предложить вам быть нашим связным. Вы старый человек, бывший георгиевский кавалер… Кресты у вас целы?

— А як же.

— Наденете их, вас немцы и не заподозрят. Здесь вы нам много полезнее будете, чем в партизанском отряде. Конечно, и там бы вы смогли быть связным или разведчиком… Согласны?

— Эх, Васыль Ёсыпович, вы бильше знаете, де я нужен. Понятно, согласный.

— Тогда переезжайте из Старогородки за Десну, в Заречное и там ждите. Я через денек дам вам знать. Связь будете держать только со мной…

В наилучшем настроении вышел дед Охрим от секретаря райкома. Увидев в приемной невысокого темноволосого паренька, сына учителя Валюшко, удивился:

— Ты ж, Юрко, собырався эвакуироваться, остався? — и не дав Юрию что-нибудь ответить, поспешил объяснить, почему он здесь: — До секретаря? Мабуть, по комсомольской линии? А я приходыв спытать, чи нема звистки про моих сынив, що в армии, та як внукы доихалы… — Не задерживаясь, дед ходким шагом спустился по лестнице.

Юрий Валюшко вошел в кабинет.

— Почему не уехал? — строго посмотрел на него секретарь.

— Фашисты дороги перерезали, Васыль Ёсыпович, — глядя серыми немигающими глазами, ответил Юрий. — Хлопцы наши говорят, — к партизанам пойдут.

— Поймите вы — в тылу каждая пара рук дорога. А партизан и без ребят достаточно. Надо пробраться. Ведь мы еще не окружены. Собирайтесь, с нашими работниками уйдете.

— А если не пройдем?

— Ну, уж если вернетесь, помни: в роще, за Десной, старый дуб на поляне знаешь?

— Знаю.

— Жди там. Пароль такой. Ты скажешь: «Нет ли у вас папиросы, а то за дорогу все выкурил». Человек спросит: «Как доехали, хорошо ли устроились?» Ответишь: «Плохо». Тебе предложат: «Пойдем помогу». Запомнишь?

Юрий кивнул головой.

— Иди и сделай все, чтобы пробраться к нашим…

Дед Охрим переселился в Заречное. Встретив односельчанина Кичу Петра Семеновича, остановил его:

— Як там дила? — кивнул в сторону Деснянска.

Кича неопределенно пожал плечами:

— Зараз там истребительный батальон…

Дед Охрим, прищурив один глаз, нетерпеливо докончил:

— Рота морякив Днипровской флотилии та рота пограничникив… Ты скажи, чи далеко хвашисты?

Кича тяжело вздохнул:

— Раз наши у моста оборону построили — значит близко…

Сражение за переправу на Десне вспыхнуло на второй день. В это время дед Охрим был в Заречном, в хате второго сына Никиты. Дед был один. Никита находился в армии, а семья эвакуировалась. Тоскливо было одному в трех комнатах, чтобы занять себя, Охрим Петрович стал приводить в порядок свои рыболовные снасти. Донесшиеся глухие разрывы и приглушенные расстоянием хлопки выстрелов заставили его выскочить на улицу. Там, где за Десной находился город, клубились два облака дыма: одно черное, с рыжеватым отливом, второе — легкое, почти прозрачное. Оттуда, от реки, и доносилась стрельба. Дед Охрим старческой рысцой побежал в хату и пробрался на чердак к слуховому окну. Но и отсюда, кроме клубов дыма, ничего не увидел: до Десны от Заречного семь километров, а ведь город за рекой…