Даниил Веков - Волоколамский рубеж [litres]

И ещё тебя могли убить во время очередного авианалёта: наступающие части Вермахта всё чаще подвергались атакам советских «штурмовиков», которые смело нападали на немецкие колонны и обозы, идущие к фронту, на населённые пункты, занятые солдатами и офицерами. Уничтожали штабы, железнодорожные станции, мосты, склады.

Истребители же Люфтваффе далеко не всегда успевали отогнать их, и это вызывало справедливые упрёки со стороны полевых частей. Особенно же доставалось танкистам – панцеры были желанной добычей для русских ИЛов. Несладко приходилось, впрочем, и автомобилистам – их тоже регулярно бомбили, поэтому всё сложнее становилось доставлять грузы из тыла на передовую. Снабжение, и так весьма неважное, после каждого такого налёта прерывалось на два-три дня, а то и больше. И это в то время, когда в немецких частях не хватало буквально всего: от снарядов и мин до продуктов и тёплых вещей.

Помимо этого, бравых солдат Вермахта не покидало ощущение какой-то общей нереальности, неправильности всего происходящего. Сколько раз уже окружали, разбивали, уничтожали большевиков, сколько уже взято в плен их солдат (десятки тысяч, сотни!), сколько подбито, захвачено, сожжено их танков, тягачей, машин, тракторов, орудий, миномётов, пулемётов, но Красная Армия возрождалась вновь и вновь, на фронте появлялись свежие части: полки и дивизии шли из Сибири и Дальнего Востока, Средней Азии и Кавказа, вообще из каких-то неведомых далей. Чуть ли не каждый день перед немецкими дивизиями возникали новые стрелковые бригады, танковые батальоны, миномётные и артдивизионы – из них тут же формировались корпуса, армии, фронты. Людские и материальные ресурсы Советов, казалось, были неисчерпаемы.

А между тем силы Вермахта продолжали таять: в ротах оставалось всего по тридцать-сорок солдат, в танковых батальонах – по пять-шесть машин. Из сорока пяти – пятидесяти, бывших всего месяц назад… И это ещё хорошо! Генерал Гудериан, например, горько сетовал, что в июне-июле у него имелось в подчинении более тысячи панцеров (и ещё сто пятьдесят он получил в ходе наступления), а теперь во всей 2-й танковой армии – а это целых пять танковых дивизий! – условно пригодными можно было считать не более ста пятидесяти машин. Значит, тысяча уже куда-то бесследно исчезла, испарилась, растаяла на бескрайних русских просторах.

Нельзя было сказать, что германские воины совсем уж пали духом, нет, они всё ещё держались, тем более что видели перед собой конкретную цель – Москву, но каждый следующий шаг давался им намного сложнее предыдущего. Всё труднее было заставить себя выйти из тёплой избы на мороз и заступить на ночное дежурство. Пехотинцы вынужденно держали затворы винтовок в карманах брюк, ближе к телу, и вставляли их только тогда, кода бой уже начинался. Иначе смазка загустеет, и стрелять будет совсем невозможно. По этой же причине пулемётчики прихватывали с собой в окопы нагретые на печи кирпичи – но не для себя, а для своих MG.34, чтобы те оставались в рабочем состоянии. Не дай бог, начнётся русская атака, а «машинка-ка» не работает, не строчит.

И всё чаще немецкие солдаты, особенно из молодых, недавно прибывших на фронт, с криком отчаянья бросались на снег: «Всё, больше не могу!». И бились в истерике. Конечно, этих слабаков и истериков поднимали, приводили в чувство (большим глотком шнапса или же хорошим пинком от фельдфебеля) и гнали в обратно в строй. Но факт оставался фактом – сражаться становилось всё труднее. И для техники, и для людей.

Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок решил лично посмотреть на Москву. Другие высшие офицеры уже видели её, а он ещё нет. Кортеж, состоящий из трёх машин, рано утром выехал на передовую. Впереди шёл бронетранспортёр с солдатами и пулемётом, за ним – легковушка самого фон Бока, затем – грузовик с двадцатью автоматчиками. Двигались к Ново-Петровскому, взятому недавно германскими войсками (правда, с большим трудом и огромными потерями). Это была самая близкая точка, чтобы увидеть (хотя бы издалека) большевистскую столицу.

Возле села Ново-Петровского находился штаб 10-й панцерной дивизии, оттуда фельдмаршал в сопровождении генерала Фишера думал прибыть в 7-й танковый полк. А дальше – уже пешком, на артиллерийский наблюдательный пункт, крайнюю точку дивизии на передовой.

День выдался хороший – светлый, ясный. Морозный воздух приятно бодрил, солнце бледным пятном пробивалось сквозь синеватую дымку, по земле же бежала лёгкая позёмка. Была, правда, опасность угодить под русский авианалёт, но немецкие истребители с самого утра часто бороздили небо – прилежно выполняли свою работу.

Снега за несколько дней на шоссе навалило прилично, но его уже укатали, и дорога была более-менее ровной, даже гладкой. Ямы и ухабы засыпало, занесло, грязь наконец-то совсем заледенела, ехать стало приятно – почти как по германскому автобану. Конечно, ширина автомагистрали была совсем не такой, как следовало бы, да и повороты слишком частые, почти нет прямых отрезков, но в общем и целом – прилично, можно даже ехать на хорошей скорости.

Кортеж без проблем достиг Ново-Петровского, где, несмотря на тяжёлые бои, обстановка была достаточно спокойной, и подрулил к штабу дивизии. Настроение у фельдмаршала Федора фон Бока было хорошее: русские постепенно отступали, германские войска, наоборот, двигались вперёд, это можно было считать удачей. И даже неким знаком – после целого ряда досадных поражений. Вынужденная сдача плацдарма у Скирманова, упорные бои за Калинин, стоившие 9-й полевой армии немалых потерь, особенно в живой силе и технике, бестолковое топтание Гудериана под Тулой – всё это перед близостью Москвы теперь меркло и отходило на второй план.

Фон Бок верил, что наконец (дай Бог!) появилась возможность (пусть и очень небольшая) скоро прорваться к большевистской столице и завершить операцию «Тайфун». А вместе с ней – и все военные действия в этом году. По крайней мере, он очень на это надеялся. Осталось всего несколько десятков километров! Это же совсем ничего для тех, кто прошёл уже более тысячи – от западной границы СССР до Москвы. За спинами его солдат и офицеров остались бескрайние леса и топкие болота Белоруссии, огненные дороги Смоленска, Брянска и Вязьмы, неприступные рубежи под Можайском и Малоярославцем. И вот уже – сердце России.

«Всё решит последний батальон, – думал Федор фон Бок, – именно он обеспечит победу». Он писал об этом и Главкому сухопутных войск фон Браухичу, когда просил резервы, и начальнику Генштаба ОКХ Гальдеру, и даже самому фюреру. Нельзя сейчас останавливаться, надо идти вперёд, и только вперёд! Генерал-фельдмаршал свято верил: даже рота, поднятая в атаку храбрым лейтенантом, может решить исход битвы.