Константин Масалёв - Памятник Бешеной Пехоте

— Ладно все, успокойся. Завтра предоставлю тебе возможность от души повоевать. Село окружено, ни куда они от тебя не денутся. Ну все парни, темнеть скоро будет, поползли домой….

Прист нехотя отводит взгляд от крестов и, глядя на Гойское, цедит сквозь зубы:

— Пиздец вам завтра. Всем пиздец.

В его глазах читается приговор и селу Гойское и всей Чечне!

С утра, как только показалось солнце, бригада двинулась на штурм Гойского. Выполняя роль штурмового отряда взвод “Кобра”, захватив без потерь мост через реку Гойта, залег в садовых участках по левую сторону дороги. Сопротивление “чехов” оказалось неожиданно вялым — на встречу нашим било не больше десятков автоматов, да и те вскоре замолкли. Дождавшись, когда через мост пройдет первая БМП, облепленная пехотой, группа бросилась через дорогу. Прист, больше других жаждущий ближнего боя, рванул первый, но тут же залег и дал очередь вдоль дороги. Боевик, выскочивший из дома у трассы и пытавшийся пересечь улицу в противоположном нашему направлении, упал на колени скошенный очередью Приста и дальше попытался уползти на карачках.

Прист, с рычанием бросившийся к нему, остановился в десяти метрах от боевика, явно ошарашенный — на него глядело лицо славянской наружности, причем, довольно бухое..

— Ты кто такой!?

— Я местный…

Голову это типа заливала кровь — своей очередью Прист умудрился отстрелить ему ухо…

— Да какой ты на хрен местный? Ты в зеркало себя видел?!

— Я пленный…

— Ты определись кто ты — местный или пленный…

Тут до Приста доперло:

— Наемник что ли?

— Не стреляй, я не виноват, меня заставили!

Диалог явно затягивался, и Кобра крикнул Присту:

— Брось его на хрен, оставь пехоте, давай вперед!!!!

Перебежав дорогу, группа вломилась во двор дома, из которого только что летели автоматные очереди. Зачистив дом (он оказался пустой) осмотрели все подсобки и углы, но никого не обнаружили, зато нашли лаз-нору, уходящую под землю. Без фонарика лезть смотреть чего там было бессмысленно, и для очистки совести, кинув внутрь пару гранат, все рванули дальше, однако Димыч задержался и уставился в снайперский прицел в сторону поля по направлению подземного хода.

— Уходят…

— Не уйдут!

— Уже ушли…. Смотри на кустарники в поле…

Теперь и Кобра в бинокль рассматривал безрадостную картину. На первый взгляд ничего необычного на поле не наблюдалось, но, если приглядеться, то становилось понятно, что “чехи” действительно улизнули не приняв боя. То тут, то там в километре от села из-под земли выскакивали фигурки и уходили по кустарникам в сторону Урус-Мартана. Село Гойское оказалось просто замаскированными подземными проходами во всех направлениях, и пока бригада наступала на село по земле “чехи” спокойно уходили из него под землей. Теперь стало понятно, чего тут рыли пленные. Ходов здесь было не меньше, чем дырок в головке сыра, и каждый длиной около километра. “Чехи” и не собирались с нами воевать, поэтому они так спокойно себя тут чувствовали. Когда группа дошла до моста через Аргунский канал, стало окончательно ясно, что боевиков в селе нет, и оставив южную часть Гойского, которая находилась за каналом, на растерзание пехоте взвод “Кобра” пошел вдоль арыка назад, к тому месту, где вчера видели кресты с распятыми пацанами. Но и здесь то же ждало разочарование, сгоревшая БМП стояла на месте, а крестов не было. ”Чехи” за ночь успели прибрать за собой все следы своего беспредела…

…После Гойского наша бригада двинулась на Грушевое и Комсомольское, но боевики не стали особо цепляться и биться за эти села, а по старой доброй традиции ушли в горы, благо далеко им идти было не надо. Мы, по той же традиции, должны были от них отстать и остаться в населенных пунктах, но делать этого не стали, а, оставив технику на дорогах, тоже вошли в лес не давать “чехам” покоя. Углубившись в лес на пятнадцать-двадцать километров, роты бригады встали на горных тропах и реках. Разведрота разбила свой лагерь между речкой Гойта и тропинкой, уходящей вниз на Комсомольское. День мы вышагивали по спирали вокруг лагеря, высматривая и вынюхивая “чехов”, а ночью разбились на тройки и сели в засаду вдоль тропинки. Мне выпало сидеть в дозоре с Димычем и Дрюсиком. Рассевшись в десяти метрах друг от друга мы стали ждать подвигов и приключений….

…Приведений в Чечне я наблюдаю не в первый раз, от хронического недосыпания со мной это иногда случатся, как не поспишь пару-тройку дней и сразу начинается нашествие всякой потусторонней хрени наяву. В первый раз сильно испугался, потом со временем стал привыкать. А впервые я столкнулся с этой бедой на учебно-боевой вылазке в бывшей шалинской танковой учебке, когда отрабатывали отражение внезапного нападения на разведдозор. Мой напарник из Ярославля Ромка Колдун с упоением на бегу расстреливал из пулемета условного противника, а я бежал за ним и собирал пустые отстреленные ленты, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Глянув в лес я реально чуть не обделался — на меня глядела собака которая ростом была выше деревьев, и собака эта была ну очень реальная! До меня сразу дошло что это видение, но собака от этого не исчезла и пока мы шли по лесу я чувствовал ее взгляд. Оглядываясь я видел, что она так же сидит на месте и смотрит мне вслед.

Видение, которое я наблюдаю сейчас не такое пугающее, как шалинская собака, но то же очень явное и реальное. По тропинке, один за другим идут три чеченца, причем в таком виде, какими их рисуют в учебниках истории, реальные абреки из девятнадцатого века — в древних одеждах, с кремниевыми ружьями и кинжалами, с газырями на груди, бородатые и полупрозрачные.

Ущипнув себя убеждаюсь, что не сплю. Оглядываюсь на напарников — Димыч отсутствующим взглядом смотрит тропинку, а Дрюсик тихо и мирно посапывает в дреме. Шепотом спрашиваю, что б успокоить свою совесть:

— Димыч, спишь?

— Неа…

— Видишь кого-нибудь?

— Где?

— На тропинке….

Димыч смотрит на меня(видно в моем голосе что-то не то), на тропинку, опять на меня:

— Ни кого не вижу. А что?

— Не, ни чего….

Тем временем абреки проходят уже мимо меня. У них суровые лица и замученный вид. На меня они не смотрят, идут по своим делам. В ночи от месяца света довольно мало, но этих чеченов я вижу очень отчетливо. Они не отбрасывают тени, и глядя в ночной прицел я наблюдаю пустую тропинку, но убрав прицел от глаза я вижу что они проходят мимо Димыча и вскоре исчезают за поворотом, а Димыч все так же тупо смотрит в одну точку….

Что это было? Плод уставшего и больного воображения? Либо знак какой-то от высших сил? А может проще все — и эти чечены реальные исторические личности. Вот вышли они двести лет назад в набег, спалили и разграбили какую-нибудь безымянную казачью станицу, да пошли назад — но проклял кто-то их на пепелище, прошептал вслед злобное проклятие запоганив тем свою душу, и нет им теперь дороги домой. И идут абреки уже второе столетие, ждут, что вот за ближайшей горой увидят они наконец сакли своего родного аула, но проходят года — и нет конца их пути….