Алексей Дубровин - Звонница [Повести и рассказы]

Вскоре в большей степени меня начало волновать, насколько антоцианы, флавоны, эфирное масло, смолистые вещества менялись в химическом составе травы зверобоя при полной фазе Луны. Я напрягал голову над вопросом, усиливалось ли количество желтых пигментов клеточного сока цветков этой чудо-травы с восходом солнца? Мне послышалось, что кто-то сказал «Тина»? Нет, меня больше не интересовала ни девушка, ни ее личная жизнь.

За период подготовки в разведцентре ЦРУ я окунулся в мышление русских, или, как принято говорить, погрузился в него с головой. Оно обволакивало мой мозг так же, как изоляционная лента отделяет один провод от другого, — американская действительность и сны сменились русскими картинками прошлого и настоящего: русская история, русские победы, достижения, русская роща, река, зима, русский борщ, балет, жаргон и много что еще.

Говорить без акцента начал через полгода работы над собой. Параллельно постигал премудрости геоботанических исследований, на которых «сидели» отдельные мужи биологического факультета Пермского государственного университета. Просмотрел более двух десятков фильмов об Андрее Владиславовиче Горошине и перебрал массу фотографий с его лицами, мимикой, эмоциями. Конечно, прислушивался к языку, которым говорил Горошин, к особенностям его речи, в том числе к четкости изложения мысли, используемым оборотам. Иногда он вворачивал странную фразу: «Что сделано, то свято». В чем заключался ее смысл, для меня до сих пор остается загадкой.

Не самой общительной личностью оказался этот пермский ботаник. Я назвал его «человеком-одиночкой». У него почти не было друзей, родных. Даже любовниц не завел. Он жил своими гербариями, странствиями по уральским заповедным чащам. Наверно, Андрей был нелюдим из-за несчастного детства — его трехлетним бросила мать, а об отце он и не слыхивал. Встреча с другом в Рябинске оставалась, пожалуй, единственным контактом Горошина с внешним миром за эти годы. Студенты в расчет не принимались. Кандидатскую работу Горошин написал давно, но защищаться почему-то не захотел, чем вызвал у руководства кафедры ботаники и генетики растений, в штат которой входил, чувство сильного раздражения.

Я врос в образ русского ботаника. Стал привередлив по части еды: просил готовить на обед салаты, полюбил соленые огурцы и квашеную капусту По линии науки меня тоже не прельщала карьера, хотя еще во время подготовки в разведцентре появились интересные выводы. Как-то, проснувшись ночью, поймал себя на мысли, что химический состав сока мать-мачехи, собранной с южных сторон предгорий, может меняться, если в цветочных корзинах менялись показания по гептакозану, арнидиолу, тараксантину, фарадиолу и стигмастерину. У сборов с северных склонов в химическом составе наблюдалось постоянство. Наука сей факт не объясняла.

Проходил месяц за месяцем. Занятия не приносили мне дискомфорта, но попотеть пришлось. Выдавив из себя Тома, я принялся с помощью своих наставников выдавливать из своих мозгов чувственность.

В голову лезли подозрения, что на место русского ботаника подбирали одновременно со мной еще кого-то. Но тот или те, как говорят у русских, «рожами не вышли». Я «вышел» на все сто. Жалеть об этом или нет — вопрос мной не поднимался. Оставаясь солдатом супердержавы, я готов был служить ей, куда бы меня ни закинула судьба. Слово «долг» стало центром, вокруг которого вращались все другие мотивации. Если сказать коротко, то мне вполне удалось стать Андреем Горошиным, пребывая на секретной базе организации. Я не задумывался о судьбе реального ботаника — не моя забота, хотя и подозревал, что его жизненный путь близился к завершению. Что поделать!.. И Болид, возможно, «случайно» утонул в теплых водах Доминиканы. Лишние свидетели никому не нужны. Шанс подмены ботаника не упустила бы ни одна разведка мира. Годами жить рядом с полигоном, где испытывалось секретное оружие, где падали обломки ракет, где травы вбирали из земли с соком все токсичные вещества, а цветы «фонили» на все лады — бесценный подарок! Он почти свалился в мои руки.

Информация о России ежедневно накапливалась в моей голове, приходилось сортировать и раскладывать ее по «полочкам». Потом разложенные познания сжимались до нескольких ключевых слов по темам, чем освобождалась память под новые сведения. Мозг обрабатывал такие массивы данных, что без специальных тренингов мне пришлось бы обращаться к врачам с жалобами на головную боль. Но я оставался вполне здоровым и сильно вырос в собственных глазах. Белых пятен во многих областях изучения русской жизни становилось все меньше.

В какой-то миг подготовки мне показалось, что тайны русского характера не существует. Еще бы, столько узнал: перечитал немало классической и научной русской литературы, окунулся в историю нации, посмотрел несколько сотен их фильмов, по вечерам включал только русские телевизионные программы. Мне ежедневно приносили прессу на русском языке. Приоритет в цвете галстуков российских руководителей при выездах за пределы страны и при встречах в Кремле стал для меня самым легким вопросом на одном из зачетов. «Знаешь, — сказал я однажды самому себе, — третьесортная в России цивилизация. Ничего особенного там нет ни в политике, ни в экономике, и уж тем более в культуре». Я посмеялся при воспоминании о разговоре с прежним боссом по поводу загадочной русской души. «Бросьте вы, — обратился я к нему мысленно, — нет и никогда не было в русском человеке загадки. Полуевропеец, полуазиат, с течением времени научившийся носить костюмы, но так и не понявший, какой длины шнурки должны быть у туфель. О каких тайнах русской психики может идти речь? И вообще, какие у России могут быть тайны, кроме военно-технических?»

Как я ошибался! Но многое понял не там, на базе, а здесь, в России, прожив среди русских долгие годы.

Кстати, о загадках. В один из дней «V» положил передо мной папку. На ней отсутствовали условные обозначения, номера и грифы. В руках у меня оказалась просто черная папка с вложенным листом бумаги, на котором был напечатан текст на русском языке.

— Любопытное письмо пермскому губернатору. Прочти для общего развития, — сказал «V».

Он отвернулся от меня к окну, словно давая возможность остаться наедине с каким-то обращением. Тот текст я запомнил почти дословно:

«Губернатору Пермской области Б. Ю. Кузнецову.

Уважаемый Борис Юрьевич! Научно-исследовательский центр Пермского государственного университета много лет занимается проблематикой уральских геомагнитных аномалий. В результате сотрудничества с аналогичными центрами и лабораториями ряда вузов страны нашим центром созданы приборы для сканирования геологических разломов, проходящих по территории области. В 1994 году с помощью этих приборов были получены экспериментальные данные, доказывающие наличие выбросов геомагнитной энергии в местах прохождения разломов. В научных кругах Пермского и других университетов (Свердловский, Томский) выдвинуты версии по обоснованию характеристик энергии, как, например, в работе Ломакина В. Т. “Всплески энергии на линиях разломов и возможные причины их появления” (Томский государственный университет, 1994).