Алексей Дубровин - Звонница [Повести и рассказы]

«В городе Очёре живет удивительная женщина, которую помнят и любят многие, кому судьбой выпало учить французский язык в школах поселка, а позднее города. Карасева Елена Михайловна родилась в 1919 году в Перми. Ее небольшой рассказ о своей учительской судьбе интересен конкретикой о событиях давно минувших дней.

“Я родилась в поселке Левшино, возле Перми, в 1919 году. Папа заведовал нефтебазой на реке Чусовой. После ее закрытия мы поселились в микрорайоне Кислотном, где я и окончила в 1937 году семь классов школы. С восьмого по десятый классы училась в пермской школе № 17. После ее окончания уехала в Ленинград и поступила в институт иностранных языков. Мой выбор этого города был определен тем, что там уже учился в академии художеств мой брат Владимир, который умер позднее в блокадном Ленинграде.

Заканчивались годы учебы, когда началась Великая Отечественная война. При распределении попросилась в Пермскую область, и мое пожелание было удовлетворено, поскольку в институт пришло письмо из Очёра от Пантюшкина Ф. Ф. Но к Ленинграду уже подходили немецкие войска. Мы, выпускницы, устроились в призывные комиссии при военкоматах по набору ополченцев. Зарплату нам назначили двенадцать рублей, и с утра до вечера мы работали со списками отправлявшихся на фронт ленинградцев. Видела, как строились наши ополченцы и колоннами уходили под песню “Смело мы в бой пойдем”. Близился конец лета. Началась массовая эвакуация.

В то время уехать из Ленинграда стало практически невозможно, а мне к 15 августа надо быть в Очёре. Отправляли эшелоны с эвакуированными, и нас пропустили к посадке в “телячьи” вагоны только потому, что на руках были дипломы и направления на работу. Ехали мы только ночами. Днем состав стоял. Помню, мы гуляли в лесу, около железной дороги. Возле Вологды поезд бомбили, но какой-то мужик закрыл дверь на засов, и мы всю бомбежку просидели в вагоне. Так или иначе через семь дней нас привезли в Пермь. Потом я добиралась до Верещагино. Оттуда почти ночью на грузовой машине поехала в Очёр.

“Господи, куда я еду?” — с искренним страхом в душе размышляла про себя. Привезли меня в Очёр, высадили прямо в центре. Теперь бы еще школу найти. Увидела, идет мимо мужчина в белом костюме, в белых туфлях, белой шляпе и на мой вопрос, куда мне пройти, показал рукой направление. Его внешний вид как-то успокаивающе подействовал на меня, подумала: “Надо же, как в Ленинграде”. Пришла в здание первой средней школы, что располагалась в “графской конторе”. Дерюшев Константин Григорьевич принял меня, велел оставаться на ночь в школе. Идти мне, действительно, было некуда, так и просидела за столом до утра.

Утром начался педсовет. Распределили всех учителей на работы по колхозам. Потихоньку все вошло в свою колею. Со своим предметом (французский язык) я получила по четыре часа в день на шесть классов. А насчитывалось этих классов много, по буквам доходило до “ж”.

Жизнь учителя той поры мало чем отличалась от жизни других очерцев. В чем-то нам было тяжелее. Подсобных хозяйств не вели. Родители в Перми голодали, ходили по рынкам с обменом личных вещей на продукты. Приезжали они и в Очёр, где мы тоже пытались что-нибудь выменять в деревнях из вещей на съестное, но сделать это было крайне трудно. Мы, учителя, поддерживали друг друга как могли.

В очёрской семилетке работал учителем французского Бери Людвиг Францевич. Русский язык он знал плохо, в Россию приехал еще в 1910 году в поисках работы. Жил в Перми, преподавал в гимназии французский язык. Потом был репрессирован. После отбытия срока оказался в Очёре. Как-то мой муж, Ложкин Максим Алексеевич, покрасил пол в комнате Людвига Францевича, за что тот в благодарность принес нам лейку. Надо сказать, Бери был заядлым садоводом. Мы долго не брали эту лейку, но с большим трудом он нам все же ее вручил. Через несколько дней Бери пришел и попросил эту лейку обратно, объясняя, что его хозяйка «заела» за нее. По предмету Людвиг Францевич иногда меня заменял, когда, например, я Наташу родила, в 1944 году. К нему на уроки специально ходила местная партийная элита, он очень неплохо преподавал. Не выговаривал русскую букву “х”, в результате чего речь его была несколько комична: “Кодил колкоз”.

Когда он умер и мы собрались на кладбище, над могилой Бери долго стоял Филипп Михайлович Малков и все качал головой, видимо, горько сожалея, что приехал человек неизвестно откуда и похоронен не на родине. Они очень дружили, оба были интереснейшими людьми.

Большой актрисой среди нас, учителей, была Четина Анна Ивановна. Вела черчение и рисование, ходила в синей блузе и получила прозвище Синица. Любила ставить в школе спектакли, сама в них играла. Великолепно вела свой предмет Девяткова Нина Александровна. Математику ребята знали, а учительницу искренне уважали. Историю в школе вел Ложкин Максим Алексеевич. Этого учителя и его предмет ребята любили. Вообще-то нагрузка в ту пору была приличная. В нашу среднюю первую ходили дети из Зареки [4] Зарека — бытовавшее у местных жителей название южного берега реки Очёр и его поселений; ныне микрорайон города Очёра. , Лужково, Морозове, других ближних деревень. Но надо отдать им должное, учились они с желанием. Дети были ответственны, трудолюбивы, у них была особая закалка. Такого опыта жизни у других поколений нет. Приедем мы в лес заготовлять дрова. Смотришь, тут падает подрубленное дерево, там трещит. Думаешь, только бы не пришибло кого. Слава богу, обошлось. Потом эти сваленные стволы пилили вручную. Мне приятно было слышать, как искренне удивлялись и дети, и учителя: “Елена Михайловна нас поразила, работала наравне со всеми”. Думали, видимо, если “француженка”, то белоручка.

Уходили на фронт учителя, ученики старших классов. Забрали со школьной скамьи Рязанова Н. И., у Бурдиной Елены — брата, у Дерюшева К. Г. — сына Льва, который погиб на фронте. О событиях на войне, о героизме советских людей я часто рассказывала ребятам. Помню, о подвиге Зои Космодемьянской рассказываю, зал полный. Смерть комсомолки настолько всех потрясла, что в полнейшей тишине меня слушали. Разные классы, разные возрасты, но сразу в честь ее памяти состоялось импровизированное выступление учащихся. Без репетиций, не готовясь, ребята пели военные песни, выступали. Позднее подобное мероприятие прошло по освещению подвига молодогвардейцев.

9 мая 1945 года по Очёру зашумел праздничный гул. Люди плясали, пели, целовались и плакали. Я оставила мужа с ребенком, и мы с Четиной А. И. ушли в лес за подснежниками.

Послевоенная жизнь была по-своему трудна, интересна, полна новых событий и впечатлений. Я все также в качестве общественной нагрузки отвечала в школе за политику, собирала линейки. 12 апреля 1961 года услышала по радио о полете Юрия Алексеевича Гагарина. Давай собирать всех на построение, а ребята ворчат: опять линейка! Только я им начала говорить, что в космосе советский человек, даже имя не успела сказать, как все буквально заорали. Я кричу: “Да вы послушайте, как его имя”. А меня и не слышно: “Ура!” и “Ура!”. Успокоить всех ничего уже не могло. Радость была, как 9 мая 1941 года. В жизни такого подъема духа больше не видела.