Алексей Дубровин - Звонница [Повести и рассказы]

Вы спрашиваете, ощущали ли мы себя полнокровными очёрцами? Наверно, нет. Бывали моменты, когда местные получали все, что полагалось студентам педучилища, а нам, детдомовским, приходилось это просить. Когда Козлова запретила нам ходить в детдом и заставила нас сдать личные вещи, то мы растерялись. На четвертом курсе наступала пора выпускных экзаменов, мы же остались практически без средств к существованию. Конечно, мы чувствовали себя иногда обделенными. Нет дома, куда можно было пойти, нет близких, родных. Знакомые помогали как могли. Меня, в частности, устроили работать диктором на очёрское радио, потому что у меня была хорошая дикция. Этим я зарабатывала на жизнь, пока доучивалась в педучилище. Мы сдали выпускные экзамены, нас выселили из общежития, и в детдом пойти уже было нельзя. Как жить? Нас с Люсей поселили в тир, о чем позаботилось руководство педучилища.

В августе 1953 года я поступила на историко-филологический факультет Пермского госуниверситета. По окончании его вышла замуж. Пять лет отработали с мужем в школе в Соликамске, потом столько же лет в вечерней школе Перми я работала историком. Затем четыре года была директором школы № 4 (Орджоникидзевский район). Избрали меня секретарем райкома КПСС по идеологии, потом был Пермский облисполком, где трудилась уже до пенсии. Работа с людьми приносила удовлетворение, многим помогли. В том же райкоме партии решала квартирные вопросы со строителями, и народ это видел, понимал, верил. Часто шли именно ко мне. Выросли у меня две дочери, одна окончила институт культуры, другая — мединститут.

Мы искали своих родителей, свои корни. Валя, будучи взрослой, нашла через горсправку в Ленинграде наших родственников. Возможно, что кто-то искал нас, но ведь мы уехали совсем маленькими, без документов. Даже даты рождения себе сочиняли сами, о чем я рассказала в начале повествования. Очёр я не забуду. Навсегда светлым, ярким событием в моей памяти останется местное педагогическое училище».

Записано со слов Зинаиды Антоновны Мальцевой (Бриньковой) в апреле 2008 г., опубликовано в издании «Свет очёрских лампад» в 2009 г.

Софья Филипповна Малкова (Краснощекова) — прекрасная дочь чудесных родителей: Филиппа Михайловича Малкова и Клавдии Федоровны Малковой (Мощениковой), учителей Очёрской средней школы № 1. Софья Филипповна — заслуженный учитель РСФСР; всю жизнь она отдала детям. Ее и сегодня вспоминают ученики, звонят, пишут, беспокоятся о здоровье, интересуются, чем помочь. Военное детство навсегда врезалось в память Софьи Филипповны.

«22 июня 1941 года. Мне одиннадцать лет. Мы с родителями пришли к родственнику — Мощеникову Леониду Федоровичу — на день его рождения. Хорошо накрытый стол, сидели, чаевничали, когда стало известно, что началась война. Именинник так стукнул кулаком по столу, что блюдечки на столе перевернулись. Дядя Леня ушел на фронт, а папу не взяли по возрасту.

Мы все учились в войну с желанием, но все уже было по-другому. Встать надо было в пять утра, бежать из Зареки в центр поселка, занимать очередь за кирпичиком черного хлеба. Получив его, бежать домой, забирать сумку и к девяти утра успевать в школу. После учебы мы шли в госпиталь, который располагался в здании средней школы. Там лечилось множество раненых. После перевязок оставались окровавленные бинты, которые работниками госпиталя стирались и сушились. Затем в дело вступали мы. Своими детскими ручонками мы сидели и крутили эти высушенные бинты. Из разных собранных кусочков тканей мы шили кисеты, иногда несли их в госпиталь и дарили бойцам, иногда отправляли на фронт с записками. Помню, что когда нам стали выдавать в школе по пятьдесят граммов хлеба, то в обеденный перерыв мы шли в буфет. У каждого была с собой взята из дома кружка. Нам наливали заваренный пихтовый настой и давали эти пятьдесят граммов хлеба. Если кто отказывался пить горький пихтовый чай, тому хлеб не полагался. Стою однажды в очереди, а учитель Дерюшев Константин Григорьевич с прилавка буфета собирает руками крошки от нарезанного хлеба и ест их. Я подумала тогда: “Надо же, как одинаково всем тяжело и голодно”.

Если кто-то по классу назначался дежурным, то в буфете он отвечал за раздачу кусочков хлеба ребятам из своего класса. Не приходит кто-либо в школу, значит, кусочек дежурный мог по праву забрать себе. Дежуришь и думаешь, хоть бы кто-нибудь не пришел. Но оставшийся этот кусочек не ели, несли домой, где все также голодали. Жизнь была настолько трудной, что доучиться до нашего выпуска довелось только двенадцати ученикам. Папа в годы войны заболел крупозным воспалением легких. Лекарств никаких нет. Но он был любим и уважаем в Очёре. Одна из родительниц его ученика, проживавшего где-то у бора, принесла нам в Зареку и просто так отдала маме курицу. Мама кусочками варила эту курицу и поила бульоном папу. Так он выжил. Не будь этой поддержки, кто знает, как сложилась бы судьба нашей семьи. Мы всю жизнь с благодарностью вспоминали поступок этой женщины.

Самым тяжелым был первый год войны. Особенно страшно было, когда Левитан объявлял по радио, что наши войска оставили очередной город. Наш дом стоял почти на окраине, и недалеко в поле был аэродром, куда часто прилетали санитарные самолеты. Мы с ребятами бегали смотреть на них. Иногда там испытывали мины, которые изготовляли на нашем заводе. Соседские мальчишки десятилетние Колчанов и Шардаков нашли одну, каким-то образом оставшуюся на поле. Не знаю, что они с ней делали, но она взорвалась, и оба погибли. Отцы их были на фронте. Вот так, в тылу, мы почувствовали близкое дыхание войны.

Мама научила нас с братом Александром вязать сак, и мы ходили с ним ловить рыбу на реку ниже слива. По весне залазили с мережкой в воду по пояс, ловили до ведра рыбы, что нас часто и спасало от голода. Ходили в лес за грибами и ягодами, в общем, все обеспечение натуральными продуктами было возложено на нас с Шурой. Вот уж где пословица пригодится: “Как потопаешь, так и полопаешь”. Я стирала с раннего детства, носила воду на полив с реки (раз по двадцать в день), брат заготовлял дрова. Электричества еще не было, а керосин сразу из магазинов исчез. Мы не жгли свечи, а брат вместе с папой изготовили электропитание в какой-то квадратной банке под столом, опустили туда цинковые пластинки и протянули над столом тонкий звонковый (как они называли) провод. Крошечная электрическая лампочка от фонарика с ноготок ярко горела над столом. Это было неописуемой радостью. Так всю войну мы и прожили, делали под этот свет уроки, читали, шили.

Власти объявили ночное патрулирование, и нашей семье доставалось дежурить один раз в месяц. Эту миссию мы выполняли с братом. Всю ночь мы бродили по вверенному нам микрорайону, периодически гремя колотушкой. Это было очень ответственно и романтично.