Иван Мялицын - Танки вел Алексеев

Ранним утром по команде ринулись в атаку. Впереди, стреляя с ходу из пушек и пулеметов, танки. Одновременно с нами поднялись конники. Немцы подготовились к нашему прорыву: поставили орудия, пулеметы, вырыли окопы. Но наша лавина была стремительна и неудержима. Не все мы, к сожалению, смогли вырваться. Застряло несколько танков, много автомашин. Часть бойцов и командиров попала под пулеметный и автоматный огонь…

Теперь предстояло быстро преодолеть Северный Донец. Подручных средств почти не оказалось. Пришлось форсировать реку вплавь. Из подготовленных заранее огневых точек немцы повели интенсивный обстрел реки. Многие наши боевые товарищи погибли тогда на воде… Из реки выходили мокрые, полураздетые, без обуви. Спасением был близкий лес.

Успокоившись после пережитого напряжения, подсчитали немногочисленные оставшиеся силы. Чувствовали себя подавленно. Алексеев, в таком же мокром обмундировании, как и у нас, понял наше состояние и приказал: «Не раскисать. Идем в места прежнего расположения на Красный Оскол…»

Мы действительно вышли в расположение наших частей. Помню расставание с Василием Михайловичем. Он уезжал в госпиталь. На прощание он обнял и расцеловал Нестерова, Шанина, меня, еще нескольких провожавших его товарищей и сказал: «Не расстраивайтесь, друзья, в госпитале долго не пробуду, рука заживет, встретимся и еще повоюем вместе». Но я уже больше не встречался с Василием Михайловичем» [3] Подполковник в отставке П. П. Чепков в настоящее время живет в Ростове-на-Дону. .

Сон не шел. Сквозь неплотно прикрытую дверь в палату из коридора проникал слабый свет. Легкие торопливые шаги, еле слышные на мягких ковровых дорожках, то затихали, то приближались. Вот кто-то остановился у палаты, прислушался и бесшумно закрыл дверь. Сразу стало темно и почему-то душно. С соседней койки доносилось прерывистое, хриплое дыхание — раненый подполковник, страдавший последние ночи бессонницей, сейчас крепко спал.

Алексеев откинул одеяло, осторожно попытался приподняться в постели, но острая боль в ноге сразу же заставила его снова лечь и не шевелиться. «Лежи и не дыши, — невесело усмехнулся он, — сколько еще лежать вот так?» А сон не шел. Вот уже неделя, как он в госпитале в Сочи. Вчера сделали операцию, из левой ступни удалили осколок. Вспомнив об операции, Василий Михайлович снова ощутил резкий, удушающий запах эфира. Этот запах сутки преследовал его, вызывал тошноту. Алексеев закрыл глаза и, чтобы забыться, стал считать. Обычно это успокаивало, заглушало боль. Один, два, три… Но сон не шел. «Да, мне чертовски не везет: в мае ранили в руку, больше месяца пролежал в госпитале. Теперь снова».

Всего лишь три месяца назад, после выхода из госпиталя, в июле 1942 года его назначили заместителем начальника автобронетанкового управления Южного фронта по боевому использованию танков. Непосредственный начальник Алексеева, заместитель командующего по автобронетанковым войскам генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев, человек энергичный, волевой и отлично знающий дело, был доволен своим заместителем. Они сработались. Если учесть, что против армий Южного фронта действовали многократно превосходящие танковые соединения врага, то станет ясно, сколько сил, энергии, знания тактики ведения танковых боев потребовалось от Штевнева и Алексеева, чтобы в этих труднейших условиях противостоять врагу. И не только противостоять, но и наносить ему ощутимые удары.

А положение к концу лета 1942 года становилось все сложнее. Враг намеревался окружить и уничтожить советские войска между Доном и Кубанью, обойти с севера Главный Кавказский хребет, нанести одновременный удар с запада и востока, захватив таким образом весь Кавказ. Для осуществления этой цели враг сосредоточил около трех десятков дивизий, из них девять танковых и моторизованных, огромное количество самолетов. В конце июля Южный фронт объединился с Северо-Кавказским. Командующим стал Маршал Советского Союза С. М. Буденный.

3 августа после тяжелых боев был оставлен Ставрополь, а 12 августа — Краснодар, где находился штаб фронта. Жесточайшие бои развернулись на Майкопском направлении. В эти дни генерал-майор Алексеев постоянно находился в войсках.

16 августа неподалеку от города Горячий Ключ немецкий штурмовик, заметив «виллис», в котором ехал Алексеев с группой командиров штаба фронта, атаковал машину. Бомбы разорвались рядом. Автомобиль отбросило и перевернуло. Пострадали все. Крупные осколки врезались Алексееву в левую стопу, перебив кость…

«Не везет. Так некстати, так не вовремя надо отлеживаться», — еще раз подумал Алексеев, сознавая свою беспомощность здесь, в госпитале, когда в сотне километров от Сочи решалась судьба Закавказья.

Мучительно медленно тянулась ночь. Уже под утро Василий Михайлович заснул, а когда открыл глаза, в палате было светло. На соседней койке, углубившись в чтение какой-то потертой толстой книги, лежал подполковник Артамонов, которому недавно ампутировали ногу. С ним Алексеев познакомился в первый же день. Довольно молодой, с бледным лицом, ввалившимися глазами, он располагал к себе мужеством, стойкостью, оптимизмом.

— Вы не думайте, Василий Михайлович, что я раскис, отчаялся, — говорил он. — Руки есть, голова цела, выкарабкаюсь. Еще полезным людям буду, жаль только, что на фронт не попаду да с Татьяной, женой, как раньше, не станцую.

Много думал Алексеев и о своем положении. Он знал, что предстоит еще не одна операция: нога оказалась изрядно начиненной осколками. Но он верил, что врачи сделают все возможное, чтобы сохранить ногу. С большой благодарностью думал Алексеев о врачах, сестрах, санитарках, тех, кто все силы, знания, опыт, всю теплоту души отдавал раненым, забывая о своем здоровье и отдыхе. Он понимал, что их мужество и самоотверженность по значимости своей равны мужеству, проявляемому на передовой.

Алексеев регулярно следил за сводками Совинформбюро, просматривал фронтовые корреспонденции. Враг рвался к Сталинграду, подошел к Волге. Положение на фронтах было неутешительным. «Нужно скорей поправиться, встать. Бездействие невыносимо», — повторял он про себя и беспрекословно выполнял все требования и предписания врачей. А раны не заживали…

Подполковник с помощью костылей начал передвигаться по палате. Подходил к большому окну, из которого было видно море, садился на стул и подолгу смотрел на силуэты военных кораблей, еле просматриваемых на горизонте.

— Я, Василий Михайлович, впервые море вижу. До войны не довелось. А погода отличная стоит. У нас в Сибири в конце августа осень начинается. А здесь лето в самом разгаре, теплынь, все цветет.