Нгуен Динь Тхи - Разгневанная река

28.IX. Пока вроде жив!

2.X. Вернулись в Ханой. К своим не пошел, остановился в гостинице. Впрочем, это только одно название. Окна моего номера выходят на железнодорожный мост у Восточных ворот. Провожу время с одной девушкой, ей лет семнадцать-восемнадцать. Говорит, что она дочь чиновника, который служит у французов. Днем ходит в женскую школу, ночью «подрабатывает». Если все, что она говорит, правда, то это ужасно! Отец отбирает у нее заработанные деньги себе на опиум. А если дочь не принесет денег, папаша хватает палку и с руганью носится за ней по улице. Сейчас она спит у меня в номере на грязной постели. А мне не спится. Накануне перепил, голова гудит как котел. Который, интересно, час? 4.35. А не пустить ли себе пулю в лоб? И дело с концом…

3.X. Вечером ходил в госпиталь Фузоан навестить Киня. Видно, не выживет старик: разворотило все плечо. Палаты забиты ранеными из-под Лангшона. Некоторые лежат прямо на земле. Зловоние — задохнуться можно! Из Футхо приехала жена Киня, плачет, совсем голову потеряла от горя. Представляю, что было бы с Нган, если бы такое случилось со мной.

А вечером вдруг обуял какой-то дикий страх. Не знал, где найти вчерашнюю девушку, так хотелось хоть ей поплакаться на свою судьбу. Тоска. Жуткая тоска!

4.X. Опять получил увольнительную на день, но так и не зашел домой. А завтра вернусь в часть и — в дорогу. На улицах полно японских солдат. Ханойцы, оказывается, стали любопытными — толпами ходят за японцами. А как же ребята, погибшие под Лангшоном? Выходит, пропали ни за что!.. Пока жив, не забуду эту страшную ночь, этого позорного бегства.

Случилось это 29 сентября во второй половине дня. В небе неожиданно появилось шесть японских самолетов. Они летели вдоль дороги № 1, потом снизились и на бреющем прошлись над холмами, на которых стояли двенадцать наших 75-миллиметровок. По телефону передали приказ быть в полной боевой готовности. Часов в одиннадцать вечера в двух-трех километрах от нас послышалась бешеная пулеметная стрельба. И тут же загрохотали японские 70-миллиметровки. Снаряды свистели над нашими головами и рвались где-то за дорогой. Наши стали отвечать. Поначалу сердце стучало, как тамтам, но, как только заговорили наши орудия, я забыл про страх и стал громко, четко подавать команды. Перестрелка продолжалась минут двадцать, если не больше. Японцы, кажется, понесли потери. Филипп утверждал, что мы вывели из строя два их орудия. Судя по всему, так оно и было. Однако мы рано обрадовались: у подножия нашего холма стали рваться 70-миллиметровые снаряды, а потом японцы открыли стрельбу из тяжелых орудий. Филипп юркнул в траншею и больше не показывался. Вдруг я услышал вой снаряда и едва успел спрыгнуть в окоп, как он разорвался метрах в двадцати от меня. Запахло пороховой гарью. Прошло минут пятнадцать, обстрел кончился, и мы вылезли из окопов. С соседнего холма доносились вопли. Оказывается, там накрылись два расчета.

В час ночи где-то совсем рядом мы услышали пулеметную стрельбу. Затем звуки стали приближаться. Кинь говорит: «Господин Лок, если подойдет их пехота — пропадем!» Звоню Филиппу, никто не отвечает. Послал Зуе узнать, как быть. И тут снова начался жуткий артобстрел! Несколько снарядов разорвалось совсем рядом с окопом. Комья земли, пыль, не видно ни зги. Зажег фонарик. Мои стоят ни живы ни мертвы. Фабиани бормочет: «Что делать? Что будем делать?» Прибежал Зуе, на нем лица нет: оказывается, все уже давно удрали!

Мы моментально свернулись и драпать в Лангшон! Фар не зажигали. Не успели отъехать, как рядом разорвались три снаряда. Вопли, стоны. Послал машину подцепить орудие Каня, а сам побежал узнать, что с остальными. Расчет Фабиани разнесло вдребезги, а самого его колотило от страха. Троих солдат уложило на месте. Кругом лужи крови, куски тел. Подобрали двух тяжелораненых, потом еще человек семь. Приказал отнести их в грузовик. На шоссе встретили группу легионеров, которые бежали со стороны границы. Увидев нашу машину, они бросились к ней. Я выхватил пистолет, ору: «Кто прицепится — размозжу башку!» Отстали. Ехать по шоссе становилось все труднее: то и дело попадались разбитые грузовики, брошенные орудия. И так всю ночь в панике отступали остатки потрепанных частей.

Когда стало светать, наткнулись на четыре расчета 75-миллиметровок, укрывшихся под деревом. Спрыгнул с машины, подхожу, вижу — Филипп. Пока обсуждали, что делать, налетели японские самолеты, штук шесть. Мы побросали орудия и кинулись в лес. Но самолеты пронеслись в сторону Нашама и скрылись из виду. Весь день они летали у нас над головами и мы сидели в укрытии, голодные, не смея носа высунуть. Со стороны Донгданга, Нашама и Диеутхе не переставали доноситься грохот орудий, разрывы бомб. В полдень японцы заняли Донгданг и Нашам. Солдаты, бежавшие оттуда, рассказали, что японцы наступают чуть ли не со всех сторон. Видимо, они решили взять в клещи Лангшон. Два батальона вьетнамских войск ночью перешли к японцам. Тут я вспомнил о разговоре с Х., который поделился со мной своими планами тогда, в Дапкау.

Только когда начало смеркаться, наши расчеты осмелились наконец выползти из леса и двинулись в Лангшон. Оказалось, население Лангшона покинуло город. Дома стояли запертые, по улицам растерянно бродили солдаты — вьетнамцы, европейцы, негры. Офицеров не было видно. Едва наша машина остановилась, навстречу нам выбежала из темноты группа пехотинцев. За городом в районе кладбища, говорят, японская разведка! Через минуту раздались винтовочные выстрелы со стороны дороги на Тиениен. Мои солдаты вмиг исчезли, на дороге остались одни орудия. Филипп рвал на себе волосы, проклиная всех и вся. «Ждите, — говорит, — здесь, а я схожу в крепость, узнаю, в чем там дело!» Фабиани поторопил его: «Замешкаемся — нагрянут японцы, тогда не выберемся!»

Пока переругивались, раздался грохот и над крепостью взметнулось пламя. Прибежал Филипп: «Там рвут мины, уничтожают все боеприпасы! Бежим! Японцы вот-вот войдут в город! Нужно ехать по шоссе, к мосту Килыа. Где-то там, за мостом, подполковник. Прибудем, получим распоряжение!»

Мы полезли в машины, но оба шофера куда-то исчезли. Филипп с проклятиями приказал отцепить орудия, разыскал шоферов, и мы без оглядки помчались по шоссе.

Ночь была темная, хоть глаз выколи. За спиной время от времени грохали орудия. Доносилась одиночная стрельба и пулеметные очереди. Невозможно было понять, что происходит.

Наши четыре уцелевшие машины с потушенными фарами чуть не ощупью пробирались в ночной тьме среди отступающих солдат. Все бежали в сторону моста Килыа. Я ехал на подножке второй машины, чтобы в случае чего можно было спрыгнуть.

Мы подъехали к берегу, и уже различали силуэт стального моста, как вдруг впереди раздались винтовочные залпы, засвистели пули. У меня от страха потемнело в глазах. Я спрыгнул на обочину и кубарем покатился по откосу, пока не ухватился за какой-то куст, в кровь изодрав себе руки. Лежу, ни черта не понимаю. Слышу только: строчат без передышки пулеметы с той стороны. Потом раздался дикий крик, и я услышал, как с дороги под откос, волоча за собой орудие, сорвался грузовик. Через секунду снизу донесся всплеск. Я лежал, уткнувшись лицом в траву. Лежал неподвижно, как труп, безучастный ко всему, без единой мысли в голове.