Нгуен Динь Тхи - Разгневанная река

Донг сошел на кукурузное поле и поехал по тропинке, испытывая раздражение и одновременно зависть к этим представителям сильной державы. «Придет ли наконец время, когда и мы сможем держаться вот так же уверенно и независимо? В своей же стране приходится ходить с опаской да с оглядкой, чувствовать себя полурабами».

Донг опоздал на тренировку почти на полчаса. На стадионе он быстро сбросил рубашку, брюки и, оставив их прямо на каменной скамье трибуны, сбежал на травяное поле. Там уже ходил, глубоко дыша после пробежки, высокий плечистый мужчина лет тридцати, загорелый, с большими залысинами. Увидев Донга, он приветливо улыбнулся:

— Что так поздно?

— Японцы перекрыли дорогу, пришлось добираться кружным путем.

Ти был старшим по возрасту среди учащихся, посещавших стадион. В свое время он получил диплом лиценциата прав, но не захотел служить в правительственном учреждении и теперь давал частные уроки, ухитряясь выкраивать время для работы в Обществе по распространению новой письменности и в Федерации студентов Индокитая. Его знали и любили почти во всех учебных заведениях Ханоя. Донг познакомился с Ти совсем недавно, с тех пор как стал тренироваться на стадионе, и с первой же встречи между ними возникло чувство взаимной симпатии.

— Засеки, пожалуйста, — попросил Донг приятеля, выходя на дорожку. — Хочу прикинуть четырехсотметровку.

— Нажми! — Толстые губы Ти расплылись в добродушной улыбке. — Пора улучшить время.

После тренировки Ти подошел к Донгу.

— Мне нужно поговорить с тобой. До начала лекций еще есть время, может быть, сходим позавтракаем в лапшевной рядом с Обществом? Ты не пробовал там куриную лапшу?

Лапшевная находилась на Барабанной, недалеко от просветительного учреждения, именуемого Обществом умственного и морального совершенствования. Утром в ней бывало десятка два-три завсегдатаев, которые либо размещались на длинных скамьях, приставленных вплотную к стене, либо просто стояли на тротуаре и шумно, с наслаждением тянули из фарфоровых мисок дымящуюся лапшу, от которой шел аппетитный запах перца, лука, лимона и ныок-мама. Посетители — секретари, чиновники, маклеры — наперебой намеренно громко, с видом тонких ценителей выкрикивали заказы, прибавляя при этом: «Мне с репчатым луком» или «будь добр, пожирнее», «не забудь потрохов добавить», «и сухой колбаски подрежь»… Хозяева лапшевной, пожилая супружеская чета, едва успевали разносить миски и, не переставая, повторяли: «Хорошо, хорошо, это господину «с лучком», это тому, кто «пожирнее», а это господину «побольше перчика»… Миски принимались с необыкновенно важной миной. Лапшу не просто ели, ее вкушали, словно всем своим видом показывая: вот как надо есть настоящую лапшу!

У Донга, едва они вошли в лапшевную, от голода засосало под ложечкой. Когда подали миски, друзья с жадностью принялись за еду, невольно прислушиваясь к разговорам. Сегодня в центре внимания посетителей был захват японцами Гонконга. Камикадзе, поражавшие вражеские корабли почти наверняка, вызывали у всех такое восхищение, что, не находя слов, комментаторы только чмокали губами и покачивали головами. Да, плохи дела у европейцев! От «живой торпеды» или летчика-смертника не уйдешь! Не случайно «владычица морей» Англия сразу лишилась двух своих крупнейших военных кораблей! А два десятка кораблей США, которые взлетели на воздух в Пирл-Харборе! И еще одно важное событие было в центре внимания ценителей куриной лапши — первый японский фильм, который вот-вот должен появиться на экранах Ханоя. Какой-то сведущий господин утверждал, что это — романтическая история любви японского офицера к китаянке из Шанхая. Господин даже насвистел мелодию песенки из этого фильма и сказал, что он называется по-японски «Синанойори» — «Китайские ночи».

Из лапшевной Ти с Донгом отправились к Озеру Возвращенного Меча и там, на набережной, присели на одну из цементных скамеек. Косые лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев, еще окутанных утренним туманом.

— Ты бы согласился поехать в Японию на учебу, если бы представился случай? — спросил Ти без всякого вступления.

Донг недоумевающе посмотрел на приятеля, но тот сидел спокойно, опустив взгляд в землю. Смуглый с залысинами лоб его блестел на солнце.

— Ты, наверное, читал в газетах, что недавно японское правительство и наш генерал-губернатор подписали соглашение, по которому стороны должны обменяться несколькими студентами. Французов это количество вполне устраивает, японцы же желают принять к себе больше. Директор Института японской культуры в Ханое обратился ко мне с просьбой рекомендовать ему еще нескольких студентов. Как ты на это смотришь?

«Темная история!» — подумал про себя Донг и откровенно признался:

— Для меня это все слишком неожиданно. Не знаю, право, что и сказать.

На лице Ти промелькнуло едва заметное сожаление, однако он понимающе кивнул:

— Конечно, с японцами надо держать ухо востро и, прежде чем согласиться на это предложение, нужно как следует все взвесить. Но посуди сам, наша молодежь не имела еще по-настоящему возможности получать высшее образование. На весь Индокитай всего одно высшее учебное заведение с двумя факультетами: юридическим и медицинским. И только две сотни студентов. Готовят в основном начальников уездов. Врачей — единицы. Стране нужны инженеры, ученые, но французы в этом не заинтересованы. Одному Тхонгу, как ты знаешь, удалось получить во Франции диплом инженера, и то его послали строить дороги. Это же смешно! Вот почему, мне кажется, стоит воспользоваться предложением японцев. Конечно, не по доброте сердечной приглашают они нас учиться. Но черт с ними! Почему бы не приобрести в Японии те специальности, доступ к которым закрыли нам французы? Почему бы нам не овладеть техникой и не заложить фундамент будущего страны? Этот капитал не пропадет. Ну да ладно, как-нибудь еще вернемся к этому разговору. Я слышал, ты интересуешься боксом?

— Да, бокс мне нравится, — улыбнулся Донг.

— Я ведь спрашиваю не ради любопытства. Меня один приятель уговаривает заняться боксом. Гимнастика больше для красоты, для общего развития, а случись что-нибудь серьезное, нужно уметь драться! Раз тебе нравится бокс, можем вместе ходить на тренировки. Овладеем приемами бокса и дзюдо. Научимся, кстати, драться на палках и мечах. Согласен?

— Еще бы!

Ти расхохотался и похлопал Донга по плечу:

— Ну и отлично! Я сообщу, когда приступать к тренировкам. Да! О нашем разговоре, сам понимаешь, лучше не распространяться. Осторожность никогда не повредит.

Когда Донг вошел в актовый зал университета, все места были уже заняты, хотя до начала лекций оставалось еще с полчаса. Впрочем, «актовый зал» — это только название: мест в нем хватало едва на сотню студентов. Остальные теснились вдоль боковых стен, на балконах, сидели на табуретах, плетеных стульях, всевозможных скамейках и скамеечках. Стену, выходившую на улицу, прорезал ряд широких окон. Простенки между окнами были окрашены в темно-синий цвет, отчего в зале постоянно царил полумрак странного лиловатого оттенка. Сливаясь с желтым светом ламп, зажженных даже днем, он создавал этакую возвышенно-строгую атмосферу храма науки. Верхняя часть стены позади кафедры являла собой огромную картину, выполненную маслом в академическом стиле. Символический сюжет был посвящен просветительной миссии французской метрополии, которая несла свет народам колоний. Добрая мать-Франция была представлена белокурой голубоглазой дамой. Длинная мантия в стиле тех, что носили во времена Римской империи, ниспадала с ее плеч, оставляя обнаженными белую шею и пышную грудь с розовыми сосками, наводящую на довольно земные мысли; голова женщины была увенчана шляпой по типу фригийских, украшенной трехцветными концентрическими кругами. Просветительница стояла в центре картины с широко распростертыми руками. По обе стороны от нее живописно расположились две группы мужчин и женщин желтой и черной рас. Кто на коленях, кто стоя, они молитвенно воздевали руки к даме, словно умоляя о ниспослании им милости!