Нгуен Динь Тхи - Разгневанная река

— Я думаю, если между ними произойдет столкновение, это будет совсем не то, что в сороковом. Схватка обещает быть смертельной, и либо она кончится для нас благополучно, либо это будет большое бедствие, которое погубит немало народа. Меня беспокоит одно: если вторгнутся китайские или англо-американские войска, ведь тогда война перекинется и на нашу землю!..

— Да, тяжелые настали времена…

Ти вздохнул, поднялся с кресла, прошел через всю комнату и встал у камина, облокотившись на него.

— Вы советуете мне поговорить с коммунистами, но как с ними встретиться? Вы можете помочь мне в этом? Только я хотел бы предупредить вас, что это должно сохраняться в строжайшем секрете, ибо, как вам известно, за мной установлено тщательное наблюдение. Поэтому мне хотелось бы побеседовать с человеком, достаточно осведомленным и ответственным, то есть с таким, которому можно было бы довериться и с которым было бы полезно обменяться мнениями. Вероятнее всего, нам не избежать разногласий, но я очень хочу знать, что думают коммунисты по поводу предстоящих событий.

— У меня есть старый друг, единственный из известных мне участников движения. Иногда он заглядывает ко мне. Если мне удастся договориться с ним, я немедленно сообщу вам.

Сумерки зимой наступают удивительно быстро. Хой миновал район Йенфу и повернул к реке. Она была почти не видна в предвечерней мгле. Высоко в прозрачном, чистом небе висел серебристый серп луны. На улице, протянувшейся вдоль дамбы, Хой заметил несколько случайных прохожих. Он шел по темной аллее, вспоминая свой разговор с Кхаком на дамбе, у себя в деревне. С тех пор прошло более четырех лет! Как время летит! Он навсегда запомнил слова друга, сказанные в тот последний вечер. А сегодня он повторил эти слова другому человеку. Может быть, именно с этого момента в нем произошла настоящая перемена. Да, будь сейчас Кхак жив, он смог бы поговорить с Ти. А что теперь делать? Нужен такой человек, который смог бы убедить Ти в том, что революция необходима. Ведь это сейчас очень важно.

Становилось прохладно, и Хой поднял воротник. Господи! Все, что он видел, накопил за всю свою жизнь, сейчас казалось таким ненужным! И тем не менее он должен писать, чтобы заработать на жизнь, хотя и сам сознает, что писать сейчас имеет право лишь тот, кто способен осветить дорогу другим.

В эту зиму жители сел по берегам Лыонга повидали столько всяких типов американских самолетов, что никого уже не удивляли ни «пятиголовые», ни «трехголовые», ни «коромысла», ни даже самолеты «с гусиной шеей» или «с двумя туловищами», как называли их здесь. А японские самолеты точно куда-то провалились, только иногда два-три «тупорылых» появлялись со стороны Зялама и исчезали в направлении Куангиена или Хайфона, очевидно, они должны были встретить американцев на подлете к берегу. Но потом они внезапно исчезали, и американцы беспрепятственно хозяйничали в небе. Они летали на любой высоте, появлялись то со стороны моря, то из-за горных цепей Уонгби и Донгчиеу и шли на Ханой и Хайзыонг или, наоборот, летели от Ханоя к морю.

Почти каждый день со стороны Хайфона доносились раскаты, похожие на гром. Пассажиры, проезжавшие мимо полустанка, взволнованно говорили о страшных бомбардировках, которым подвергся Ханой. В поездах между Хайфоном и Ханоем появился старый бродячий певец, который на старинный лад, под звуки своего ни [22] Смычковый музыкальный инструмент. рассказывал об этих событиях в стихах, им самим сочиненных: «Достойны жалости погибшие ужасной смертью, погребенные под развалинами… кто мог подумать, что в один миг дом его превратится в облако пыли… Один с ногами, но без рук… Другой лежит с развороченным животом…»

Однажды под вечер, когда небо затянула серая пелена, жители станционного поселка — нескольких хижин, крытых соломой, — услыхали гул самолетов, летевших в сторону Хайфона. Все высыпали на улицу.

— Что это они надумали прилететь в такую погоду!

— Вон пять штук!

— Как тяжело они гудят!

— А вдруг им надоело бомбить Хайфон и они решили сбросить бомбы на Хайзыонг?!

Четко выделяясь на фоне молочно-серого неба, над головами проплыли пять черных машин.

В это время Ка, одетый в старенькую рубашку, спускался по песчаной отмели возле моста с ведрами на коромысле. Заслышав гул, он остановился, задрал голову и стал смотреть в небо. Наморщив лоб, он внимательно следил за пятеркой самолетов, которые уже почти скрылись вдали, но вдруг круто развернулись и пошли прямо на мост.

— Уй! — взвизгнул мальчишка, увидев, как передняя машина накренилась, а потом камнем ринулась вниз.

Самолет страшно ревел почти у самой земли, но вот он снова взмыл вверх, и от его брюха отделилось несколько черных точек.

— Уй!

Мальчишка швырнул коромысло и сломя голову бросился бежать по отмели прочь от моста. Взрывная волна догнала его, сбила с ног и покатила по песку. Он замер, уткнувшись лицом в песок, слыша, как самолеты продолжают реветь прямо у него над головой. На минуту подняв голову, Ка увидел, что другой самолет тоже сбросил бомбы и дальний конец моста заволокло дымом.

Вода в реке вздымалась огромными фонтанами, оглушительно ревели бомбардировщики, бомбы рвались с таким грохотом, что, казалось, раскалывается голова. Ка хотелось спрятаться, зарыться в землю, при каждом взрыве он падал лицом в песок и тут же снова поднимал голову, чтобы посмотреть, что делается в небе. Наконец все стихло, самолеты улетели. Мальчик сел и огляделся. От того, что он увидел, мурашки побежали по спине. Огромное пламя жадно охватило деревья у въезда на мост. Ка бросился бежать вдоль берега, крича во все горло: «Люди! Люди! Пожар! Горим!»

Взобравшись на дамбу, мальчик увидел, что часть улицы, на которой стоял дом его хозяйки, не пострадала, но чуть дальше, у самой дамбы, несколько домов было окутано дымом. Все вокруг было изъедено воронками: въезд на мост, сухие рисовые поля, песчаная отмель. Склады, недавно выстроенные недалеко от моста, превратились в груды развалин, над которыми висело облако пыли. Бамбуковые стены домов горели с неистовым треском, ветер раздувал пламя, и оно перекинулось на заросли бамбука. Крики, стоны, плач неслись из той части поселка, где горели дома, из деревушки на той стороне реки. Ка с минуту постоял, наблюдая эту картину, потом, вспомнив про ведра, бросился к реке. Коромысло и ведра валялись там, где он их оставил. Он поднял на плечо коромысло, осторожно спустился к реке, набрал воды и стал взбираться по крутому склону, оставляя на песке цепочку следов.

Когда стемнело, Ка украдкой сбежал из дома. Он хотел пробраться к мосту, посмотреть на склады, куда раньше строжайше запрещалось подходить. Вот и сейчас сельская стража с фонарями охраняла подходы к складам. Но она могла их охранять от кого угодно, только не от него! Ему были известны здесь каждая канавка, каждая кочка. Ка спустился на отмель, держась как можно ближе к берегу, и пополз вдоль дамбы к складам. В темноте едва различались груды развалин, среди которых мелькали огоньки фонарей. Ка тихо проскользнул за ограду и спрятался за развалинами. Невдалеке при тусклом свете керосинового фонаря двое рабочих раскапывали груду обломков. Но вот они отложили лопаты и вытащили из-под обломков труп, ухватив его за ноги.