Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Олег оторопел от неожиданности. Удивленно смотрели на Колобова и остальные. Николай и сам долго мучился сомнениями, прежде чем пришел к такому решению. А почему бы и нет? Честолюбия и организаторских способностей Олегу не занимать. Людьми командовать умеет. Так и пусть командует открыто, а не тайком теми, кого успел собрать вокруг себя. Рассчитывал Колобов и на то, что оказанное Красовскому доверие поможет ему найти себя в жизни. Парень он не глупый. Ну, а не оправдаются эти расчеты, не поздно и переиграть, исправить ошибку.

Слова старшины-танкиста явно пришлись Олегу по душе. Однако он, не выдавая своей радости, с сомнением покачал головой:

— Задал ты мне задачу, взводный. А если не справлюсь?

— Думаю, что справишься. В случае чего — поможем. Что это у тебя подбородок синий? Отношения, что ли, с новыми дружками выяснял?

— О камень случайно ударился, — не моргнув глазом, соврал Олег.

Колобов решил не углубляться в суть сомнительного ответа, сказал о другом:

— В армии от назначений не отказываются. Давай сразу состав твоего отделения определим. Кого ты в свою компанию подобрал, фамилии их знаешь?

— Фамилиями нужных мне людей я всегда интересуюсь в первую очередь, — ответил Олег и вынул из кармана коробку «Казбека». — Итак, называю…

Отметив в списке личного состава взвода названные Красовским фамилии, Николай задумался.

— Все девять — бывшие воры-рецидивисты. Народ серьезный, только для отделения этого маловато. Давай к тебе еще шестерых хулиганов-рецидивистов определим.

— Отделение «отпетых» будет, — хохотнул Павленко.

— Это Фитюлина, что ли, с его компанией? — недовольно поморщился Олег.

— Да. Конечно, если сомневаешься в себе, их можно и в другое отделение зачислить.

— В себе у меня сомнений нет. Справлюсь. Только тогда и Медведева ко мне запишите.

— Медведев — сержант. Он сам под свое начало отделение получит, как и Федор Павленко.

— Ого! Всем уссурийцам должности раздают. Тогда и я в начальство хочу! — шутливо воскликнул Застежкин.

— Ты, Прохор, как бывший охотник, получишь противотанковое ружье. А вторым номером у тебя будет Шустряков.

— Я автоматчиком хочу быть! — вскинулся Юра. — На хрена мне эта бандура сдалась?

— Вот и будешь автоматчиком. Потому как второму номеру ПТР положено личное оружие. А вас, — Колобов обратился к Пищурину, — я назначаю своим помощником.

Услышав это, Виктор Пищурин достал из кармана платок, стер выступившую на лбу испарину. Виновато улыбнулся:

— Вряд ли я справлюсь. Тут нужен человек с твердым характером, а во мне никакой командирской строгости нет. Вы же знаете, я в интендантстве служил.

— А я в танковой части. Что из того? Всем нам командирские навыки придется осваивать. Да и временно это, на период обучения.

— Вы не подумайте, я не трудностей боюсь, — объяснил Пищурин. — Просто характер у меня слишком мягкий. Но если доверяете, постараюсь не подвести.

— У меня все, — по-войтовски подытожил Николай. — Если ко мне нет вопросов, прошу приготовиться к построению.

Перед строем двадцать седьмой молодежной — лейтенант Войтов. Рослый, подтянутый, чисто выбритый. На новенькой гимнастерке рубиново мерцает орден Красной Звезды, и более двухсот пар глаз уважительно посматривают на редкую по тем временам боевую награду. Немного в стороне стоял как всегда улыбающийся политрук Пугачев. Тоже при полном параде, выбритый, с белоснежным подворотничком и в сияющих как зеркало сапогах.

— Командирам взводов и старшине роты выйти из строя! — скомандовал Войтов. Официально представил их роте и тут же перешел к дисциплине.

— Дисциплины в подразделении нет! — резко констатировал он. — Вечером в казарме была драка. Кроме того, чуть ли не до рассвета кое-кто бегал в двадцать четвертую роту пить украденное вино.

— Так не у нас же, а в двадцать четвертой… — подал кто-то голос из задних рядов.

— Разговоры в строю! — Войтов отыскал взглядом серое, помятое лицо Красовского. — Мне думается, что пьянка в двадцать четвертой тоже на совести наших. Предупреждаю: с огнем играете. Видно, забыли, что с вас пока еще и прежняя вина не снята…

— Вот обмундируемся, тогда и порядок будет как в армии. А так, что ж, будто босяки ходим!

На этот раз командир роты не одернул крикуна, только сверкнул глазами.

— Сегодня обмундируем после санобработки. А завтра утром будете принимать присягу. — Пройдясь перед строем, Петр добавил: — Сегодня утром четверых из двадцать четвертой и двадцать шестой под конвоем отправили назад, к местам заключения. Считаю, что им повезло. Провинись они завтра — пошли бы под военный трибунал. Это всем ясно? У меня все.

Войтов еще раз строго оглядел строй и, ничего больше не добавив, резко повернулся и зашагал к зданию штаба. В строю послышался недовольный ропот:

— Гляди-ка, молодой, а с гонором.

— Кому он строгость свою показывает? Не таких видали!

— А он, как тот мышонок, который пищал, чтобы ему кошку доставили, а он, мол, ее…

— Ха-ха-ха-ха!

— Поглядим, как он себя в бою покажет.

— Отставить выкрики в строю! Смирно! — раздался звонкий голос Пугачева. — Может быть, и немного резко сказал вам командир, но по существу все правильно. Что касается его храбрости, то он ее уже показал у озера Хасан. За это орденом отмечен. Если хотите, могу рассказать о нашем командире. Вольно! Можно разойтись, а кому интересно, присаживайтесь на травке.

Рота почти в полном составе расселась на поляне вокруг политрука.

— Вот вы обиделись на него за строгость, — начал Андрей. — А ведь она для вашего же блага. Да-да, не улыбайтесь, сейчас объясню, в чем дело. С лейтенантом мы старые друзья. Оба при воинских частях выросли. Так вот, Петр Войтов еще в детстве своими глазами видел, как из-за двоих разгильдяев погибла вся погранзастава.

— Как это так? — послышался удивленный возглас.

— У озера Хасан это случилось, в двадцать восьмом году. Двое пограничников, будучи в ночном дозоре, выпили бутылку водки. Ночью и трезвому службу нести не просто, да еще на границе. Словом, заснули оба, а тут банда нагрянула. Этих двоих спящими прикончили и заставу врасплох застали.

Бойцов и младших командиров вырезали сразу, а над начальником заставы и его женой, прежде чем головы им отрубить, несколько часов измывались. И все это — на глазах одиннадцатилетнего сына. Потом и ему иголки под ногти стали загонять. Тоже, наверное, прикончили бы, да эскадрон из погранотряда подоспел на выручку.

— Так что ж это получается? Выходит, тот пацан…

— Да, Смешилин. Я о нашем ротном командире Петре Войтове и его родителях рассказал. Как, по вашему, он после такого должен относиться к нарушителям дисциплины и пьяницам?