Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Его замполиту лейтенанту Волкову перевалило уже за пятьдесят. Он выглядел и вовсе стариком — больше года провоевал в блокаде. Из-за разницы в возрасте Николай никак не мог привыкнуть разговаривать с ним на «ты», хотя по характерам они сразу же сошлись и между ними установились дружеские, доверительные отношения. Правда, порой Волков упрекал Николая в недооценке политико-воспитательной работы. Вот и сейчас между ними произошел характерный диалог:

— Комбат полчаса на отдых выделил. Может, политбеседу с бойцами провести?

— Пусть отдохнут, Юрий Сергеевич. Им по-хорошему, после ранений да контузий, отпуск бы на месяц дать…

— Это ты зря, Николай. Политбеседа только силы прибавляет. Новости сейчас — не в пример летним. Слушаешь «В последний час» — «ура» кричать хочется, плакать от радости. Ведь колотим мы их, по-настоящему колотим!

— Что правда, то правда, — согласился Николай. — Под Сталинградом крепко фрицев зажали. Говорят, самый цвет гитлеровской армии в котле оказался. Теперь бы еще накрыть этот котел поплотней, да огоньку пожарче.

— К этому, похоже, идет. Слышал, как под Котельниковом и на Среднем Дону наши немцев долбанули? На выручку к своим кинулись, ан не удалось! Нет, пойду к бойцам. Минут за десять управлюсь. — Волков поднялся, пряча в карман четвертушку недоеденного сухаря…

После обеда им по распорядку дня полагался часовой отдых, и бойцы, дымя махоркой, обстоятельно обсуждали утреннюю встречу с командиром дивизии. Многим из них впервые довелось увидеть так близко настоящего боевого генерала и потому каждая сказанная им фраза казалась значительной и имевшей глубокий смысл.

— Я думаю, — рассуждал Медведев, — что командование наше опять прорыв блокады готовит. Вот генерал дал нам понять, что у людей нет больше сил терпеть. И теперь либо грудь в крестах, либо голова в кустах, а до конца идти надо.

— Да уж запросто так генерал по батальонам ездить не станет, — поддержал Алексея Застежкин. — Я кумекаю, сурьезное что-то затевается.

— Это и ежу понятно, — усмехнулся Славка Фитюлин. — Иначе чего бы нас с утра до вечера с баграми да лестницами по обрывам гоняли? Через Неву пойдем, вот что!

— Братцы славяне, это кто же к нам топает! — с радостным удивлением воскликнул Медведев, увидев направлявшегося к ним высокого бойца без оружия, с закинутым на одно плечо чахлым вещевым мешком. — Ведь это же Смешилин! Ей-богу, он! Рома, подгребай к нам!

Бывшие штрафники оживленно загомонили, окружив подошедшего товарища.

— Ну, молоток, Смешилин! Выкрутился, значит, не комиссовали…

Поубавившийся в плечах и осунувшийся Рома смущенно улыбался, пожимая руки старых приятелей.

— Да вот, вернулся… Меня в штабе полка хотели было к Дудко зачислить. А я как узнал, что наш бывший взвод опять вместе и ни в какую… С вами теперь буду.

— А как же по-другому? — возбужденно воскликнул Павка. — Мы ж теперь все как братья. Разве можно в другую роту?

Поговорив, бойцы вместе со Смешилиным направились к Колобову, и тут сияющий Рома, выйдя вперед, доложил:

— Товарищ лейтенант, красноармеец Смешилин после излечения в госпитале направлен для дальнейшего прохождения службы во вверенную вам роту!

— Вольно, красноармеец Смешилин, — заулыбался во весь рот Николай. — Выкарабкался, значит? Залатали?

— Крепче нового сделали. Почти три месяца на простынях отлеживался. Боялся, что в другую часть направят.

— Это спаситель мой, — пояснил Колобов своему заместителю, с интересом наблюдавшему сцену встречи. — Если бы не он с Фитюлиным, лежать бы мне на плацдарме. И хоронить бы не пришлось.

— Мы-то что… Это Фрося вас выручила, стон из-под завала услышала.

— Да-а, многих мы там оставили, — вздохнул Николай. — Так что, Роман, пойдешь в бронебойщики? Первым номером назначу.

— Есть быть бронебойщиком! — Смешилин приложил руку к ушанке, и Колобов разглядел на его шее нежно-розовый широкий шрам, тянущийся от правой челюсти.

В этот день полевые занятия закончились раньше обычного. Вернувшись в казарму, бойцы в ожидании ужина повалились на нары. Но поблаженствовать я тепле им пришлось недолго. Вскоре раздалась команда снова выходить на улицу и строиться поротно. Здесь вскоре приткнулся под мохнатой сосной знакомый «козлик». Из него вышли замполит полка и начальник штаба батальона. У последнего в руках были три небольшие картонные коробки.

— Гляди, братва, Дед Мороз со Снегурочкой к нам пожаловали, — хмыкнул Фитюлин. — Только подарков что-то маловато.

Николай едва удержался, чтобы не прыснуть от смеха.

— Товарищи бойцы и командиры! — обратился к батальону замполит полка. — По поручению командира части и от себя лично поздравляю вас с наступающим тысяча девятьсот сорок третьим годом! Пусть он станет переломным в Великой Отечественной войне, победным для нашей славной Рабоче-Крестьянской Красной Армии!

— Ура-а-а! — дружно отозвались роты. Однако замполит поднял руку, призывая к тишине.

— Для нас, защитников города Ленина, сегодня двойной праздник, — продолжил он. — Неделю назад Президиум Верховного Совета СССР учредил в честь беспримерного мужества и массового героизма, проявленных здесь, у стен Невской твердыни, медаль «За оборону Ленинграда»! И многие из вас, получивших суровое крещение в жарких боях и проявивших отвагу и стойкость, награждены этой медалью. Командиры рот, получите у начальника штаба батальона государственные награды и вручите их согласно утвержденным спискам!

Взяв из рук начштаба тяжелую картонную коробку, Колобов, волнуясь, развернул вложенный в нее список.

— Старший сержант Красовский! — зачитал он. — Для вручения медали «За оборону Ленинграда» выйти из строя!

— Есть выйти из строя! — Олег четким строевым шагом подошел к командиру роты.

Николай, вручив ему медаль и удостоверение к ней, взволнованно произнес:

— Поздравляю вас с высокой боевой наградой!

— Служу Советскому Союзу!

Вернувшись в строй, Олег нетерпеливо разжал ладонь, поднес медаль ближе к глазам. В сумрачном свете ненастного зимнего дня сверкнуло бронзой выдавленное изображение солдата, матроса и рабочего с винтовками наперевес. Рядом — работница. За ними — шпиль Адмиралтейства — символ города и надпись поверху: «За оборону Ленинграда». Красивая… И вроде бы скупое, лаконичное изображение, а сколько смысла в нем!

— Старший сержант Медведев, выйти из строя!..

Последним получал награду сам командир роты. Чеканя шаг, со строгим, торжественным выражением лица подошел он к замполиту полка. Тот расстегнул на его груди полушубок, приколол медаль и только после этого поздравил с награждением.

Рота, притихнув, ревниво следила за этой процедурой. Что ни говори, а лестно служить под началом боевого, заслуженного командира. Им, бойцам девятой, можно гордиться своим ротным: три награды на груди у лейтенанта — две медали и орден Красной Звезды.