Александр Одинцов - Дерзкие рейды [Повести]

Вялый осенний рассвет. Серое небо, серая изморось.

Между картофельными полями — полоса чахлых, побуревших лесопосадок. Она тянется к пологим пригоркам у самого шоссе, которое пока что пустынно. Эти пригорки рассматривали в бинокли четверо суток назад. Тогда между ними мелькали вымахнувшие со стороны Велижа немецкие бронемашины, а за ними — грузовики с ремонтниками и солдатами-охранниками. Они спешили к месту боя, чтобы скорее заровнять на шоссе воронки от минных взрывов, убрать остовы сожженных автомашин. А сейчас туда ползли разведчики во главе с лейтенантом Алексаевым. Одолели, наверно, метров полтораста. Лесопосадки реденькие, неухоженные. Среди них — стрелковые ячейки. Советские бойцы приготовили их еще в июле, когда обороняли запасные подступы к Велижу. Надо разведать: не заняты ли? Что ни говори, а наблюдательный пункт здесь хороший.

И вот лейтенант Алексаев уже на среднем, самом высоком, пригорке и призывно машет рукой.

— До нас прозябала здесь какая-то сволочь, — Алексаев протянул Шевруку и Клинцову окурки дешевых немецких сигарет. — Еще тепленькие. Курили только что.

Резкий скрип прервал его слова. Тощая лошадь втащила на шоссе телегу с двумя громадными бидонами. Между ними притулилась малоприметная фигурка, укутанная в темный платок.

— Молочные бидоны! Сметанкой бы подзаправиться! — Хомченко потер ладонями с уже просохшей грязью. — С паршивой овцы хоть шерсти…

— Тихо! Всем пригнуться! — перебил Клинцов.

Выехав на утрамбованный гравий, лошадь зарысила с резвостью, неожиданной для ее худобы, Колеса уже не скрипели, а визжали.

Клинцов и Лева перемахнули вязкий гребень окопа. Сбежали вниз — к шоссе, навстречу повозке.

Бабенка крикнула «тпру!», и лошадь остановилась.

— Ой, дядечки!.. Ничегошеньки у меня нет сёдни!.. Даже хлебушка нет!

На Клинцова и Леву глянуло маленькое смуглое личико с большими, поблескивающими глазами и заостренным подбородком. Искривились нежные лепестковые губы:

— Ей-бо, паночки!.. Ничегошеньки!

Не бабенка, а девушка. Нельзя дать и шестнадцати. Голосишко хриплый, простуженный.

— Чего ж ось не смажешь? — спросил Клинцов.

— А гады не дают, — воскликнула девушка и хлопнула себя по губам ладошкой. — Ой, паночки!.. Не подумайте. Не про немцев я… Я насчет управляющего… Жмот управляющий…

— Ты за кого же нас приняла? — улыбнулся Клинцов. — Обозналась, товарищ девочка!..

Он распахнул плащ. На гимнастерке его багряно сверкнул орден Красного Знамени.

Девушка живо соскочила с телеги. В истертой спортивной мальчишечьей фуфайке, худенькая, но крепкая, словно мальчишка, потянулась к ордену: потрогать, погладить…

Опомнилась, отдернула руку.

— Миленькие!.. Да что вы на самом виду маетесь! Уходите, спасайтесь! Я ж думала — караульщики вы, фашистами нанятые… Везу вот с молокозавода начальникам ихним на пересыльный пункт… И всякий раз из окопов караульщики ссыпаются хоть малость урвать. А вы спасайтесь: пушки сюда везут. И солдатни — орава!

Она перевела дыхание, взглянула на подбежавшего Шеврука. Тот догадался: речь идет о чем-то важном. Девушка сообщила, что вчера вечером расчеты трех больших орудий на тягачах свернули с магистрали в шоссейный тупичок, где автодорожные мастерские. Рано утром ремонтники откинули брезент и в моторе ковырялись, а сейчас, наверное, выезжают.

— Да, может, им еще до полудня процувать, — вздохнул Шеврук.

— Не может! — Она стремительно повернулась к нему и потрясла кулачками перед лицом. — Уже с телеги, когда бидоны привязывала, видать было: на других тягачах усаживались по десятку… Выезжать изготовились.

— Глазастая дивчина!

— Я ж и говорю — уходите отсюдова!.. Пушки у них страшенные!.. Ка-ак сыпанут картечью!.. Ведь испотрошат вас!..

— За справку тебе поклон! — и повеселевший Шевчук наклонил голову. — Теперь гони свою худобу! Будь здоровенька!..

— А вы?! — Она со страхом и с жалостью смотрела на Леву, который рядом с рослыми командирами И румяным, плечистым Хомченко казался особенно тщедушным и бледным.

— Мы не спасаться пришли сюда, — прошептал Лева дрогнувшим от внезапного волнения голосом. — Уезжай скорее!

Она растерянно переводила взгляд с одного на другого. Глянула на гребень окопа. Наверно, увидела еще кого-нибудь из бойцов. Потом подскочила к Леве — от резкого рывка распустились наспех уложенные на голове косички. Обхватила паренька, скользнула замурзанной лентой по шинельной скатке, и горячо, звонко поцеловала в губы.

— А меня? — Крикнул ей скатившийся с пригорка Хомченко.

— Так я ж… — она отгородилась растопыренными ладонями. — Ведь я ж его… Как самого младшенького!.. Братишка мой только чуть поменьше…

Слитный гул моторов оборвал ее.

Клинцов отстранил Хомченко.

— Сестренка! — комиссар легко подхватил оцепеневшую девушку, посадил в телегу. — Уезжай скорей!.. Да не пугайся!.. Мы возьмем их орудия.

Говоря это, он смотрел в маленькое, смуглое, неумытое личико и чувствовал, что у девочки нет сомнения в успехе его замысла.

И мгновенно подумалось: ведь и в глазах бойцов сейчас читается то же самое. Бойцы меньше волнуются, потому что доверяют командиру и комиссару.

— Захватим их орудия! — повторил Клинцов. — Уезжай!.. Торопись!..

Она почти механически сжала хворостинку, всунутую ей в ладошку.

— Я сейчас догадалась, — побелевшими, едва повинующимися губами проговорила она. — Подъезжала когда… В полоске-то, промеж елочек… затаился кто-то. Не иначе караульщики. Стреканули от вас.

Клинцов уже сердито воскликнул:

— Гони! Поживее!..

Девушка взмахнула хворостиной.

— Нно!.. Пошла-а!..

Лошадь рванула с места, но сразу же выбилась из сил. И девушка, небольно трогая ее хворостиной, ласково приговаривала:

— Ну миленькая! Ну, пожалуйста, поспеши! Она обернулась. А сзади все как вымерло. Пригорки кажутся безлюдными, шоссе — снова пустынным.

Но гул дизелей нарастал. Тягачи с орудийными расчетами на открытых длинных сиденьях осторожно поворачивали влево. Лязгали стальные коленчатые скрепы — тяжко выкатывались на магистраль крупнокалиберные орудия.

Грозный гул подгонял клячу. Жалобно всхрапнув, она припустила мелкой рысцой.

Лева неотрывно смотрел вслед удаляющейся повозке. Вот укутанную платком фигурку почти заслонило громадным бидоном: устала девушка, назад откинулась и прилегла. «Вот и все. Неужели — все, никогда больше не увижу ее? Нет, нет. Снова показалась, снова выпрямилась. Значит, еще полминутки можно смотреть на нее. А может, и целую минуту».

— Растаял наш хищный зверь Лев, — ухмыльнулся Хомченко.

— Он у нас будто Снегурочка, — Клинцов, как и всегда в критический момент, поддерживает любую шутку. Но, как и всегда, ничто не ускользает от его улыбчивых светло-карих глаз — он перебирается в соседний окопчик: там в спешке взяли непрочный упор для «дегтяря».