Валентин Булгаков - На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно».Годы войны

…На нейтралку поползли саперы разминировать проходы, вырезать проволочные заграждения. По их следам, как тени, уходят в предутреннюю мглу штурмовые группы. Налегая на колеса орудий, двинулись и мы.

Чуть только забрезжил рассвет, в воздух взвились красные ракеты, поднялась пехота. Мы бьем прямой наводкой по дотам, дзотам, минометным батареям. Немцы вызвали авиацию, бомбят наведенные саперами переправы. Медленно, с потерями, но продвигаемся вперед. Противник вводит из резерва танки. Но и наши тридцатьчетверки вступают в бой, нацеливаясь на прорыв.

Сражение громыхает на шестидесятикилометровой дуге. Немцы контратакуют! Из штаба полка поступило сообщение, что прямо на батарею выдвигается танковая группа.

— К орудиям!

Ждать долго не пришлось. Танки шли тремя параллельными колоннами. Впереди, как всегда, тяжелые машины, сбоку — те, что полегче, и бронетранспортеры с пехотой. Как видно, те, кого из Европы перебросили, мало ученые, не гадают, что уже взяты на прицел. Высунувшись до пояса из люков, глазеют по сторонам. Орудия батареи образовали широкую подкову. В нее они и вкатываются. Пятьсот метров… Четыреста… Триста…

Мой — второй в центральной колонне тяжелый танк. Затвор закрыт, снаряд послан. Павел и Гриша рядом. Веду танк, не отрываясь от панорамы.

— Огонь!

Батарея ударила одновременно. Удар из засады — хлесткий удар. Запылали три тяжелых. Остальные танки замерли на короткое мгновение, а затем, повернув влево, беспорядочной кучей понеслись на левофланговое орудие сержанта Дедусенко, рассчитывая лощинкой выскочить из огненного мешка. Еще двух мы успели подстрелить на бегу. Следовавшая за танками пехота развернулась в цепь, огибает батарею. Пули ливнем хлещут по щиту орудия. Упал Ваня Еремин. В расчете Дедусенко остался в живых кто-то один. Длинными очередями поливает он из пулемета врагов, заставляет их залечь. А тут подоспели наши танкисты и разведчики из взвода управления полка.

…Районный центр Карманово — сравнительно небольшой населенный пункт на высоком берегу Яузы. Вокруг леса. Наступление на Карманово началось 11 августа. Немцы сопротивляются отчаянно. Контратака! Еще одна контратака!

Обе стороны несут огромные потери. Наступление приостановлено. Второй удар по Карманово нанесли 20 августа. Батарея идет в боевом порядке штурмового батальона, подавляя боевые точки и расстреливая пехоту осколочными снарядами. Через три дня Карманово наконец взяли. Улицы завалены трупами немецких солдат. Всюду разбитая техника: сожженные танки, орудия, минометы. Это вам не 41-й год!

На передовой иногда устанавливается такая тишина, что писк комара различаешь. Но, как это ни странно, в минуты затишья становится иногда тревожнее. Мысли одолевают. Вспоминаются отчий дом, старенькая мать, которая с минуты на минуту ждет плохих вестей. В бою об этом думать некогда: там ты, как усталый пахарь, который на огромном поле войны прокладывает, не оглядываясь, свою тяжелую борозду…

С тобой рядом фронтовой друг. Такой друг, который может грудь свою под пулю подставить, чтоб тебя заслонить. Это в бою. Павел не бросил меня раненого в лесах Подмосковья. А в минуту затишья лучший друг может нанести удар прямо в сердце.

— Петь!..

— Что?

— Письмо от бабки…

— Ну и что?

— Машка твоя — того…

— Что — того?

— Да так, ерунда все это.

— Ты не крути! Что Машка?!

— Да так…

— Говори!

— Ты что, маленький, не понимаешь? — начинает злиться Павел.

— Врет твоя бабка! И ты врешь!

— Дурак ты.

— Я дурак? Это не бабка, а ты выдумал! — Я схватил карабин. — Пристрелю, подлюга!

— Стреляй, собака! — Павел встал во весь рост. — На автостраде в тебя и стрелять не надо было.

Я отбросил карабин в сторону.

— Павлуша! Родной мой! Прости ты меня.

Страшная тоска навалилась. Мысленно уводил себя на Рудченковку в Донбассе, к Вале Маринюк. Но ее образ как-то расплылся, потускнел, а Маша все здесь, все рядом…

Березняк заметил мою тоску. Может, Павел рассказал ему.

— Ну что скис, Петрован? — впервые назвал меня по имени комбат. — Может, это враки! А если так, кончится война, поедем с тобой в Харьков. Сестренка у меня есть — королева. Да тебя любая краля примет.

Дорогой ты мой комбат. Ну зачем мне любая краля? Лучше Маши-то все равно никого нет…

Лето кончилось. Осень промелькнула. Полк передали в оперативное подчинение 8-му гвардейскому стрелковому корпусу, ведущему наступательные бои в долине реки Вазуза на рубеже Хлопень, Жеребцово, Подъябловка. Работа знакомая. Выдвигайся на линию траншей, заклепывай оживающие огневые точки. Снайперская работа и опасная. Не только снарядом, пулей могут тебя достать.

В первых числах ноября противник ответил сильнейшей контратакой. Из района Хлопень двинулись танки с десантом на броне. Артиллерия расчищает им путь. Удар направлен во фланг корпуса. Нас срочно бросили сюда. Как только мы открыли огонь, навалились на нас пикировщики.

Земля горит, дыбом встает. Но это привычно. А вот ноги, чувствую, стынут. Пробежаться бы, размяться. Потом взамен сырых сопревших кукольней навернуть свежие портяночки: тепло тебе и уютно. Вздымаются вверх расщепленные стволы деревьев, не успевший промерзнуть торфяник вперемежку со снегом создает какой-то грязный густой туман. «Лес на глазах редеет: его рубят, кромсают снаряды и мины. А думается о том, что старшина уже доставил зимнюю обмундировку, только раздать не успел.

— Танки!

Вот они, на опушке леса. Ползут бронированные гады! Батарея опоясалась выстрелами. А пикировщики над нами. Взрывной волной меня отбросило от орудия. Очнулся. Смутно слышу:

— Санстаршину сюда! Березняк тяжело ранен!

Бомба накрыла расчет Семена Иванова. Нет расчета. Орудие искорежено. Миша Кизименко лежит, раскинув руки. Павел как-то неестественно скорчился около станины.

— Паша! Паш! Что с тобой!

— Да вот, зацепило! — отвечает, протягивая окровавленную левую руку.

Хочу подползти к нему поближе, помочь перевязаться, но плюхаюсь в снег лицом. В глазах какие-то круги, в голове звенит колокол алейской церкви. Мелькает мысль: «По мне звонит. Значит, не отмолила меня мама у своего бога».

Бывали мы в жестоких боях. Но этот из всех был жесточайшим. Много немцев побили. У нас тяжело ранены командир полка Каминский, лейтенант Березняк, погиб комбат Козловский. Раненного в руку Павла Багина отправили в госпиталь. Увидимся ли? Я легче отделался. Какое-то там сотрясение. В полковом медсанбате восемь дней отлежал и снова в строю.

В конце ноября, поддерживая конно-механизированную группу, мы-таки прогрызли долговременную оборону немцев. Взяли Большое и Малое Кропотово, Гриневку и Подосиновку. Перерезали железную дорогу Ржев — Сычевка.