Валентин Булгаков - На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно».Годы войны

Ранняя зима навалилась трескучими морозами и метелями. Наступаем по пояс в снегу, орудия тащим на себе…

12 февраля началось наступление Брянского фронта на Орловском плацдарме. Немецкое командование вынуждено было часть своих войск снять с нашего участка фронта и начать отступление. Мы продвигаемся вперед… 12 марта штурмом взята Вязьма. Перестал существовать Ржевско-Вяземский плацдарм. Не видать Москвы гитлеровцам!

Два года войны минуло. Повзрослели наши комсомольцы. Стали коммунистами. Я тоже принят в члены партии.

Вызвали в штаб полка.

— Гвардии сержант, вы направляетесь в артучилище.

Батарейцы проводили тепло, на память подарили часы «семикаменку». Встретимся ли снова на фронтовых дорогах?

До Можайска добрался на попутных автомашинах. Из Можайска до Москвы — поездом. Опять ходил на Красную площадь. Тянет сюда. Здесь Ильич! Кремль — это огромное живое сердце России.

К вечеру сел в поезд Москва — Свердловск. Со мной нехитрые солдатские пожитки — шинель, вещмешок. В вагоне народу мало.

Напротив меня сидит капитан медицинской службы. Зовут Вера. Интересная, умная собеседница. И красивая. Смущают ее погоны. Я-то сержант. У нее звездочек больше, чем у меня лычек. Луна упрямо лезет в окошко вагона, а мы болтаем, болтаем… Когда расставались, она сказала: «Хороший ты парень, Петро». И поцеловала… Мне почему-то стало грустно. Вот ведь, мелькнул солнечный зайчик, пощекотал мое огрубевшее солдатское сердце и исчез в этом огромном человеческом океане.

Артучилище эвакуировано из Ленинграда. Укомплектовано в основном фронтовиками. Меня назначили помкомвзвода. Учеба пошла нормально.

Воскресенье. Сегодня я в увольнительной. Целый день бродил у пруда, недалеко от старинного завода. Жизнь есть жизнь. Несмотря на то, что идет жесточайшая война, по вечерам, как и до войны, гуляет молодежь, щебечут парочки и творится все человеческое. А я не могу пересилить тоску. Где сейчас Маша? Как дела в батарее? А Павел?

Пошел к начальнику училища.

— Не могу! Отчислите в полк!

— Командиры нужны!

Но я уже закусил удила:

— Сбегу на фронт!

Отчислили. Проводили на вокзал, ребята из взвода сунули в руки объемистый сверточек.

— Рассмотришь в дороге!

Мамочка! Тридцать кусочков туалетного мыла и записка: «Месячная норма курсантов твоего взвода… Поменяй и вспомни нас за чаркой…»

И я снова в своей родной батарее. Свалился как снег в летний день. Березняк, вернувшийся после госпиталя, объявляет:

— Ну что ж, теперь, после учебы, двигаем тебя на повышений Повоевал в наводчиках, принимай расчет орудия. Андрея Ивойлова возьми в пример.

Даже из семьи человек, бывает, уходит. Из 3-го гвардейского я не сам ушел, так сложились обстоятельства.

В боях за Оршу, при штурме Смоленска меня, как говорится, бог миловал. Я не получил ни одной царапины. А в относительно спокойной обстановке попал в беду.

Батарея располагалась на опушке леса. Было тихо. Ребята отдыхали. Мы с Шуриком Семеновым сидели на станине. Я читал письмо, полученное от Павла Багина. Его после госпиталя направили под Ленинград. Вдруг на бреющем полете выскочила пара «мессеров». Шурик мигом скатился в ровик, я за ним, но правой ногой зацепился за корень. И на тебе: пустяшный осколок, словно бритвой, перехватил сухожилие.

Подлечился. Разыскиваю полк, который успел перебазироваться буквально накануне. Зашел к минометчикам, спрашиваю: «Куда укатили?» Старший лейтенант, посмотрев мою красноармейскую книжку и справку из госпиталя, говорит:

— Вчера под погрузку на станцию Красное отбыли.

Я туда. Действительно, артчасть грузится. Но не наша. Нашел штаб, объяснил ситуацию. Проверили документы, посочувствовали, потом предложили:

— Сидай к нашему шалашу. Мы следом за 3-м гвардейским катим.

Временно прикомандировали к батарее Маурина.

До сих пор не знаю, намеренно ли меня обманули. Как-никак кадровый старший сержант, да еще из такого знаменитого полка. То ли кто-то вынужденно изменил маршрут следования? Гвардии майор Новиков вызвал, утешил:

— Какая тебе разница! Воевать везде надо. Будешь старшиной батареи.

Так весной 1944 года я попал в артполк пехотной дивизии.

От старшинства отказался. Принял расчет противотанкового орудия, мои родные ЗИС-3 здесь по штатному расписанию числились.

Эшелоны разгрузились в районе Сарны на левом фланге 1-го Белорусского фронта.

Мой новый артполк имеет славные боевые традиции. Придан 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Это бывшая 321-я Забайкальская стрелковая дивизия, боевой путь которой начался у Сталинграда. Укомплектована сибиряками из Читинской области, Якутии и Бурятии. В составе 4-й танковой армии она сражалась в районе Мало-Клетской, разгромила части румынских войск и освободила немало населенных пунктов.

Расчет крепкий, обстрелянный. Наводчика Васю чаще зовут Кузнечиком. Кличка необидная. Невысок ростом, но подвижен, как ртуть. Курносое, простое, открытое лицо. Выверку орудия перед стрельбой делает сам, не доверяя артмастеру батареи. На мои слова: «Зачем мастера обижаешь?» с улыбкой отвечает: «Люблю сам, себе веры больше».

Заряжающий Михаил Антонов характером посложнее. Широко расставленные серые глаза смотрят прямо, внимательно. Он учитель истории из Зауралья…

Орудийные номера — Сергей Шмелев, Юрий Снежко и Дмитрий Синюта. Сережа тоже из Сибири.

В основном мы стреляем по закрытым целям. Командир нашей батареи находится впереди, на наблюдательном пункте, иногда в нескольких километрах корректирует огонь по выявленным целям. На огневых позициях нами командует лейтенант Маурин.

Интереснейший человек лейтенант. По образованию математик. По годам годится нам в отцы. Мы и называем его между собой отцом. Шинель обычно носит внакидку, военной выправки нет. Сугубо штатский человек. Говорит мало, но мы с полуслова понимаем его, как музыканты понимают даже еле заметный кивок дирижера. Обращение с бойцами и сержантами у него тоже особенное, он не прикажет вызвать командира орудия гвардии старшего сержанта Семенова, он попросит пригласить Михаила Семенова.

Комбатр к Маурину относится по-особому. С передовой, а тоже вроде просит:

— Михайлыч, подбрось огоньку!

В блиндаже Маурина, когда на передовой тихо, часто слышна скрипка…

Но в боях он преображается, не походит на штатского.

…А все-таки я родился, наверное, в рубашке. На днях при обстреле осколком снаряда повредило панораму орудия. И ведь случится же так: оптическая часть цела, а крепежный винт с ленточной резьбой подчистую срезало. Артмастер починить не мог, затребовал новый винт. Говорю Маурину:

— Сам выточу, но надо на день в походную арт-мастерскую съездить.