Валентин Булгаков - На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно».Годы войны

— Постой. Что ты затеял? Не дури! — бросился я к Ивану. Но он уже одним махом отхватил у перчатки все пять пальцев.

— Не мешай, для тебя же стараюсь! — отстранил он меня и принялся старательно зашивать дыру. — У меня есть другие, а тебе вот эта будет в аккурат…

Закончив шить, Ваня повертел в руках что-то вроде варежки.

— Ну-ка, давай примерим.

Я послушно протянул руку.

— Вроде бы ничего, — удовлетворенно проговорил он, осторожно натягивая ее на мои все еще забинтованные пальцы.

Я прислонил перчатку к щеке. Она была такая домашняя, пушистая.

Правду сказать, мы были скуповаты на слова благодарности друг к другу. Да это не всегда и замечалось — жили ведь почти коммуной. Поделиться с товарищем рубашкой или кусочком черного, плотного, как глина, хлеба — это считалось в порядке вещей.

Неделей позже я получил «американскую помощь»: некоторым инвалидам бесплатно выдавали вещи, которые прислали нам союзники из-за океана. На мою долю достались брюки и пиджак — чистенькие, кое-где аккуратно заплатанные. В тот же день мы с Иваном реализовали заморский товар на саратовской барахолке. На все вырученные деньги там же отоварились астраханской селедкой, так что наша комната несколько дней благоухала на все общежитие.

На окнах снег нарос на несколько сантиметров, сквозь него еле-еле проникает свет. Топлива по-прежнему нет. Вода, что стоит в ведре, за ночь замерзает, приходится подогревать на электрической плитке. Дело к вечеру, ребята жмутся от холода. И вдруг вбегает Расторгуев с ликующим криком:

— Братцы, живем! Титан починили, кипяток есть! Эй, дежурный, за чаем!

Кучеренко схватил чайник и мигом в коридор.

Несколько минут спустя мы дружно сидели за столом и ужинали, обжигаясь кипятком.

— Что будем делать дальше? Спать вроде бы рановато, заниматься холодно, — набрасывая на плечи одеяло, размышляет Сергей.

— Ребята, идея. Почему бы нам не сходить в театр? — неожиданно предлагает Меркулов. — Серьезно говорю. Сразу двух зайцев убьем: и балет посмотрим, и погреемся. Кстати, идет сегодня «Бахчисарайский фонтан». Девушки были на премьере, говорили, танцуют здорово.

Театр оперы и балета мы любили больше, чем драматический. Он, кстати, был поближе к общежитию. Быстро сбросились на билеты, деньги вручили Расторгуеву.

— Ты давай прояви там свои таланты! — напутствовал его Кучеренко. — Билеты выбирай самые дешевые, понял? На галерку. Чем выше, тем лучше — там теплее.

Зрителей было не очень много — видно, непогода тому причиной. Можно при желании сидеть где угодно, но мы забрались на третий ярус балкона. Там действительно теплее.

Ночью, когда я кутался в одеяло, перед глазами плыли знойные южные красавицы в немыслимых воздушных нарядах. У одной из них почему-то показалось знакомым лицо. Да ведь это большие зеленые глаза Лиды Визгаловой! Я тряхнул головой и, поправив на ней шапку, заснул.

На следующий день к нам в комнату заглянула Тоня Кочеткова.

— А, общественный деятель пожаловала! — поднялся ей навстречу Меркулов. — Рады приветствовать, пожалуйста, садитесь. — Он подвинул стул.

— Ребята, я к вам вот по какому вопросу, — не обращая внимания на шуточки Виктора, начала она. — Знаете, наверное, что на днях начинается турнир по шахматам, первенство института. Нашему курсу тоже надо не ударить в грязь лицом. Говорят, у вас в комнате собрались самые сильные шахматисты…

Когда мы собирались на турнир, девушки нас дружно подбадривали:

— Ни пуха ни пера. Держитесь там. Мы придем за вас болеть.

Шахматные столики расставлены в большой аудитории. Народу пришло изрядно. Противник мне попался не из сильных, но упорный. Вернее, упрямый. Он очень долго обдумывал каждый ход, даже когда положение его стало абсолютно безнадежным. Я не торопил.

Тем временем в зале появились наши болельщики. К столику подошла Лида Визгалова. Я вспомнил свой сон и почувствовал, что краснею. Лида была девушка заметная, ее звонкий голосок то и дело слышался в коридорах и аудиториях института. Легкая и стройная, она ходила в «защитной» юбочке, гимнастерке и сапожках — как солдатик. На мой взгляд, ей такая форма очень шла.

— Как у тебя дела? — спросила она, рассеянно взглянув на доску. — Выиграл, проиграл?

Я собрался отвечать, но тут к нам подскочил Сергей.

— Анатолий, тебя можно поздравлять? И Меркулов тоже выиграл. Пойду посмотрю, как там сражается наш Магомед.

Оказалось, что Магомед сражался в свое удовольствие. Он умудрился сыграть за вечер три партии подряд! Две, естественно, проиграл, а одну в муках свел вничью. И теперь он покорно выслушивал упреки Меркулова.

— Куда торопился? На пожар, что ли? Сегодня весь турнир решил закончить? — возмущался Виктор. — Не успеет партию начать — уже фигуры разменивает!

— Разменивать фигуры люблю! — потупив голову, признается Магомед.

Я невольно улыбнулся.

— Толя, да у тебя, оказывается, славная улыбка! — услышал я над самым ухом тихий голос. Зеленые глаза Лиды искрились и смеялись.

Раздался звонок. В аудитории зашумели, задвигали стульями, зашуршала бумага — все торопились домой. Лида не спеша собрала тетради, сунула их в сумку. У выхода мы столкнулись лицом к лицу. Я посторонился, уступая дорогу.

— Ты идешь в общежитие? — спросила она торопливо. — Я тоже.

Несколько минут шагали молча. Я понимал, что надо о чем-то говорить, как-то занять девушку, но подходящие слова, как назло, не шли на ум. Злился на самого себя, нервничал, а Лида время от времени поглядывала на меня, улыбалась.

Около самого общежития она вдруг остановилась.

— Знаешь что? Хочешь, пойдем сегодня в кино?

Я растерялся.

— Пойдем… если хочешь, — вырвалось у меня.

В следующее мгновение Лида сорвалась с места и убежала в комнату. Я стоял ошеломленный. Может, она пошутила? Сейчас, наверное, рассказывает подругам, как меня разыграла. А может, и нет. Говорила как будто серьезно…

Ваня готовил ужин. Я начал машинально помогать ему накрывать на стол, размышляя о странном предложении.

Только мы уселись, как в дверь постучали. На пороге стояла Лида.

— Я готова, Анатолий.

— Уже? — смешался я, и чувствуя, что сморозил еще одну глупость, поспешно выскочил из-за стола. — Извини, я иду.

— Ты куда? А ужинать?

— Потом…

Я сидел за столом и старательно пытался вникнуть в конспект. Из окна доносился аромат цветущей белой сирени, от которого слегка кружилась голова. Над кустом хлопотали пчелы.

Заниматься не хочется, так и тянет на улицу. Раны мои почти зажили, бинты, надоевшие за зиму, сняты. Может, в самом деле прогуляться полчаса?

Дверь с треском распахнулась, и на пороге появился сияющий Магомед.