Владимир Макеев - Кому светят звезды

Летчики и техники засмеялись.

Михаил обнял Катю, и они пошли вдоль аэродрома. У края, где начинался низкорослый лес, остановились. Лес ласково шумел молодой листвой, и вдруг откуда-то прилетела соловьиная трель. Вначале несмелая, она становилась все громче, увереннее. «Чо-чо-чо. Фю-ить, тю-тю. Фип-фип-чуп-чуп», — пела маленькая птичка.

— Как все хорошо, — радовалась Катя. — Победа! Мы живы!

«Чо-чо-чо. Фип-фип-чуп-чуп. Фю-ить, тю-тю», — выводил замысловатые колена соловей. Веселую задорную трель подхватили другие птицы.

Они пели свою песнь в первый день мира.

Лютовала холодная и голодная зима сорок второго года. Ленинград в блокаде. Но как артерии питают организм, так давала городу жизнь и боеспособность фронту ледовая артерия — трасса, проложенная еще в ноябре по льду Ладожского озера. По Дороге жизни под обстрелами и бомбежками, через пургу и сугробы по тонкому, ненадежному льду, часто через полыньи и трещины везли снаряды и автоматы, муку и уголь, крупу и сахар. Поездка каждой машины была коллективным подвигом тружеников и защитников трассы.

Путь многих грузов не кончался в Ленинграде — подвиг продолжался на льду Финского залива: сотни тонн продовольствия и боеприпасов приходилось доставлять далеко на запад, к нашим непобежденным островным гарнизонам Балтики.

Самой западной точкой Союза, передовым плацдармом советских войск, наиболее выдвинутым внутрь оккупированной: врагом территории, в течение ряда лет оставался остров Лавенсари (ныне Мощный). От Ленинграда к Кронштадту, на Ораниенбаумский пятачок, а с этого небольшого плацдарма от маяка Шепелевский к острову — так тянулась почти стокилометровая трасса через ледовые просторы, над которыми в их западной части господствовала вражеская авиация.

Не многим мог поделиться осажденный город в начале года, и с перевозками справлялся санно-гужевой транспорт. Весной же продукты понадобилось запасти впрок, чтобы прокормить гарнизон до начала летней навигации. В апреле, когда полегче стало с продовольствием в Ленинграде, по заливу, через торосы — взломанный ветром и снова замерзший лед — в одних местах и через десятки километров гладкой как стекло поверхности, где нельзя даже затормозить, в других, чаще всего в кромешной тьме, по бескрайним балтийским просторам заспешили к острову машины.

Трудности перевозок на ледовой трассе Шепелево — Лавенсари были такими, как и на Ладожском озере. И все же по сравнению с Ладогой этот путь считался необычным. По широким просторам с востока на запад шли наши обозы, а с юга на север пролегали вражеские коммуникации. Две дороги, пересекаясь, образовывали «международный» перекресток — перекресток встреч воюющих армий. Нашу армию в тех скоротечных боях представляли бойцы 33-го отдельного инженерного батальона Краснознаменного Балтийского флота, обеспечивавшего перевозки.

— Вы знаете, товарищи, зима суровой была, толстый лед намерз на заливе, да апрель есть апрель. В народе говорят: «В апреле земля преет». Лед на заливе тоже подопрел. Но машины нам никак нельзя недогружать. Меньше погрузить только в первый и в последний газики. На первом стоит счетверенный пулемет, на последнем — обычный «максим» на треноге. Мешки на них так класть, чтобы оружие свободно вращалось, — инструктировал краснофлотцев-шоферов коренастый, широкогрудый старший лейтенант Иван Судин у приземистого, засыпанного до маленьких отдушин-окон снегом одноэтажного здания — продовольственного склада в поселке Шепелеве. — Я на первой за штурмана. Дистанцию держать строго. Если что с моей машиной, колонку ведет вторая, затем третья… Раньше ночью двигались, сейчас появились полыньи и трещины во льду. Будем днем прорываться, благо погода такая, что не смогут летать фашисты. Действовать по принципу всех ленинградских шоферов: что возможно, то, считай, сделано, что невозможно, то будет сделано!

Старший лейтенант помолчал, припоминая, не упустил ли чего в короткой речи. Подумал, что главное сказано, и скороговоркой добавил:

— У кого вопросы, подойдите. Пока идет погрузка, всем еще раз проверить машины.

Шоферы начали подгонять грузовики к широким складским дверям с тяжелыми засовами. Два грузовика стояли рядом. Со счетверенным пулеметом — краснофлотца Романа Борисова, высокого, худощавого, и вторая в колонне — его друга Антона Иванова, неуклюжего длинноносого водителя, у которого, как говорили в роте, нос при езде упирается в ветровое стекло. Осмотрев моторы, Роман и Антон разговорились:

— Тебе что грузят? — поинтересовался Борисов.

— Муку. Будущий хлебушко, кормилец наш, поедет! — ответил Иванов. — А тебе?

— Мне пшенку!

— Ясненько. Я ее до войны терпеть не мог. Мать, бывало, сготовит, свой длинный нос воротил. Просил, стало быть, картошечки.

— Небось, еще и жареной? — перебил дружка Борисов, облизывая губы. — Теперь всё любишь?

— Еще бы…

Водители посмотрели на аккуратно укладываемые краснофлотцами мешки и, благо их не привлекли перед трудной дорогой к погрузке, продолжили беседу.

— Лед какой, не слышал? — спросил Иванов.

— Почему не слышал? Вернулась разведка. Сказали, лед в общем и целом, а что у края, сам смекай!

— Стало быть, кое-где вода?

— Стало быть, — передразнил Борисов. — Заладил эти слова, будто других не знаешь.

Иванов хотел что-то ответить, но, услышав приказ взводного: «Отъезжай!» — махнул рукой и вскочил в кабину.

К складу подошли другие машины, а когда погрузка закончилась, старший лейтенант Судин забрался в кузов первой полуторки и махнул шапкой. Колонна по бревнам спустилась на гладь залива. Вскоре в сумраке растаяли очертания Шепелевского маяка.

«Фронтовые дороги — боевые дороги. Война идет повсюду, но прежде всего там, где может двигаться техника, — у дорог. Какой-то будет сегодняшняя дорога?» — размышлял Судин. Он думал о том, что должен преодолеть для доставки груза: лед и огонь. Не везде надежен тающий панцирь залива, а врага, скорее всего, можно встретить у перекрестка…

Спешили машины, наматывая на колеса километры. Ускоряли бег, когда попадали на гладкий лед, сбавляли скорость, преодолевая торосы. Позади был немалый отрезок пути, когда полуторки выскочили в район особенно больших торосов и резко снизили скорость. «Если это неприятное место проскочим, — решил старший лейтенант, — можно считать, что бог не выдал, фашистская свинья не съела… А что это впереди справа за снежные бугры рядом с торосами?»

На мысленный вопрос Судина ответили пулеметные трассы, потянувшиеся от бугорков к самой колонне. Длинная очередь ударила в правый борт ведущего автомобиля. Пули угодили в запор, и задний борт приоткрылся. Из пробитого мешка с крупой брызнули фонтанчики пшена.