Яков Потехин - Солдатская верность

Речушка неширокая, всего метров тридцать, но, переправляясь, Барабанов успел о многом передумать. Может случиться так, что в это же время, на этом же месте противник тоже ведет разведку? Конечно, может. Подобные случаи уже бывали. А может быть, на ночь противник выдвигает к берегу засаду? И это не исключено. Словом, много разных предположений проносилось в мыслях солдата.

Барабанов коснулся ногами дна. Глубина доходила до груди. Когда до берега оставалось не более трех метров, где-то рядом сильно всплеснулась вода. Барабанов замер на месте и выждал какое-то время. Тишина. Только по-прежнему идет перестрелка.

«Наверно, рыба, — подумал боец. — Потревожил я ее, она и хлестанула хвостом спросонок».

Вот и берег. Боец прижался к земле, прислушался. Подергал за веревку — сигнал «готово, можно переправляться» — и, привязав веревку к находившемуся неподалеку пню, приготовился к возможному появлению противника.

Темно. Словно черным покрывалом, окутала ночь все, что есть на земле. В таких случаях глаза — не помощник разведчику или наблюдателю, и он переключается на слух. Казалось, что голос войны — артиллерийско-минометная и ружейно-пулеметная стрельба — заглушает все другие звуки. На самом деле это не так. Фронтовики настолько привыкают, например, к разрывам снарядов и мин, даже вблизи землянок, что гром этих разрывов не тревожит их короткого сна. И наоборот, какой-нибудь незначительный шорох, разговор вполголоса, стук неосторожно поставленного на стол котелка будят солдата. Точно так же у разведчиков и наблюдателей, действующих в ночной темноте, настолько обостряется слух, что в ружейно-пулеметной трескотне, ставшей привычным явлением, они улавливают отдельные звуки, производимые неосторожно двигающимися людьми. Но сколько Барабанов ни прислушивался, ничего подозрительного не обнаружил.

Вскоре к нему присоединились саперы. Они сразу же поползли вперед, к заграждениям противника.

Прошло несколько минут тревожного ожидания. Каким мастерством и выдержкой надо обладать, чтобы в темноте найти мины противника, обезвредить их, а потом тихо сделать проход в проволочных заграждениях. И наши саперы, эти неутомимые труженики фронта, блестяще справлялись со своими обязанностями.

Когда вернулся один из саперов и доложил, что проходы готовы, группа захвата — сержант Пушкин, рядовые Лихов и Нестеров — поползла к заранее намеченному объекту наблюдения. Группа обеспечения, возглавляемая наводчиком ручного пулемета Сысоевым, тоже была на месте. Все делалось молчком, повторялись заученные на тренировках действия.

Легко и бесшумно добрались три разведчика до вражеской траншеи. Вот она, цель их недельного труда, — огневая точка противника, где надо брать пленного. Вражеский пулеметчик, не подозревая, что через минуту-другую он окажется в руках наших разведчиков, постреливал короткими очередями. Пули пролетали левее смельчаков.

Брать пленного должны были Нестеров, богатырской силы человек, и Лихов. Еще не смолкла пулеметная очередь, как они спрыгнули в траншею. Лихов кинжалом свалил одного фашиста, Нестеров прикладом автомата оглушил другого. Потом подхватил его на руки и выбросил из траншеи. Пушкин и Лихов «запеленали» бесчувственного пулеметчика в плащ-палатку, воткнули в рот добротный кляп и поволокли к речке.

Нестеров на минуту-другую задержался в траншее. Он прилег к пулемету и стал выпускать очередь за очередью в таком же темпе, как это делал пулеметчик противника, с той лишь разницей, что пули шли высоко над землей и никому не приносили вреда. Эти действия тоже были предусмотрены при подготовке к поиску. Выпустив несколько очередей, Нестеров выскочил из траншеи, швырнул подальше пулемет и тоже пополз к речке.

Разведчики уже находились на полпути, когда в небе вспыхнуло множество осветительных ракет и застрекотали вражеские пулеметы. Это и взволновало нас с командиром батальона. Очевидно, кто-то из бойцов не успел прижаться к земле и замереть, когда над ним зажглась очередная ракета, и разведчики были обнаружены.

Наши минометчики заставили замолчать несколько пулеметов противника. Но тут же он открыл минометный огонь. Было ясно, что противник решил преградить путь отхода нашим разведчикам и уничтожить их, а то и захватить в плен. Медлить нельзя, надо выручать попавших в беду.

Связавшись по телефону с командиром полковой артиллерийской группы, я потребовал:

— Немедленно подавите цели три, семь и девять.

Это были огневые позиции минометов противника, которые вели огонь.

— Не могу, — донеслось с другого конца провода.

— Как это не можете? Почему?

— Лимит…

— К черту ваши лимиты! — не сдержался я. — Тут люди гибнут, а вы говорите о лимитах.

— Строгий приказ. Трибунальное дело, — не сдавался артиллерист.

— Не будем спорить, для этого нет времени. Немедленно открывайте огонь! Отвечать буду я…

Я понимал командира артгруппы. Дело в том, что тогда артиллеристы все еще располагали очень ограниченным количеством боеприпасов. Им разрешалось расходовать по нескольку снарядов в сутки. Перерасход так называемого лимита строго запрещался. Ко в создавшейся обстановке я не мог, не имел права бездействовать, оставлять людей без огневого прикрытия.

Тем временем положение у разведчиков с каждой минутой усложнялось. Минометный огонь противника не позволял им приблизиться к речке и переправиться к своим. Правда, наши минометчики вели огонь, но он был малоэффективным.

Сержант понимал, что, поставив отсечный огонь, враг постарается захватить советских разведчиков. Справа, совсем близко, подползла группа солдат противника. Их своевременно заметил наводчик ручного пулемета и выпустил по ним длинную очередь. При вспышке ракеты он увидел, что несколько человек остались лежать, а уцелевшие стали расползаться в стороны. В то же время над головами наших солдат пронесся целый рой пуль. Одна из них ранила наводчика в кисть правой руки.

— Сеня, ложись за пулемет, — сказал он своему помощнику Малахову. — Я ранен.

Противник наседал. Но загремели залпы наших орудий. Вражеские минометы умолкали один за другим. Сержант подал сигнал отходить.

— Давай, Серега, топай со всеми, а я один управлюсь, — сказал Малахов. — Буду вас прикрывать.

— Вместе будем, Сеня, — сквозь зубы проговорил Сысоев.

— Ползи, тебе говорят. Не до споров.

Конечно, Малахов был прав, советуя раненому другу отходить вместе с группой захвата. С одной здоровой рукой он не помощник. Да и чем помогать? Остался всего один диск с патронами. А вот когда надо будет отходить и Малахову, он, Сысоев, не сможет быстро переползать. Понимал это и Сергей, но не мог оставить товарища одного. Мало ли что может случиться. И все же Малахов настоял на своем.