Яков Потехин - Солдатская верность

— Захвати сумку с пустыми магазинами, если можешь, — сказал он другу, продолжая стрелять.

— А ты возьми мои гранаты.

Малахов остался один. По телу пробежал холодок, чаще забилось сердце. Но это длилось какие-то секунды. Семен всегда был верен солдатскому долгу. Он и сейчас был готов ценой собственной жизни помочь боевым друзьям. И чем большая угрожала ему опасность, тем хладнокровнее становился солдат, действовал расчетливо, со сноровкой.

Он не задерживался подолгу на одном месте. Выпустит пару коротких очередей, отползет в сторону и снова открывает огонь. Теперь Семен не беспокоился о том, что его могут обойти: наши пулеметчики по вспышкам его пулемета видели, где он находится, и плотным огнем старались прикрыть с флангов.

До берега оставались считанные метры. Там спасение. Но и противник не далее как в пяти-шести десятках метров. Сейчас бы вскочить и рывком броситься к речке, но проклятые ракеты… И все же Малахов решается. Израсходовав остатки патронов, он бросил две гранаты, метнулся к берегу, прыгнул в воду и вскоре был среди своих.

За несколько минут до возвращения Семена один за другим спрыгнули в траншею бойцы отделения. Осторожно, как драгоценную ношу, опустили на дно траншеи пленного. Все радовались успешно проведенной разведке. Сержанта и его бойцов поздравляли, намекали на награды. Ординарец комбата Казаков подносил разведчикам по сто граммов для «сугреву» — вода-то в речке холодная.

Но какова была горечь разочарования, когда выяснилось, что разведчики приволокли не «языка», а… труп. Никто точно не мог сказать, от чего отошел в лучший мир вражеский солдат: то ли Нестеров перестарался, когда опустил на его затылок приклад автомата, то ли он захлебнулся, когда переправляли через речку. Но как бы то ни было, пленный мертв. Правда, по солдатским документам мы установили, что перед нами держит оборону не новая часть противника, а прежняя. Конечно, от живого «языка» можно было бы получить и некоторые другие сведения.

— Подумать только, целую неделю готовились, и все впустую, — проговорил один из солдат. — А все ты, буйвол, не мог полегче, — бросил он Нестерову.

— А может, и не я, а вода…

— Не будем сейчас об этом говорить. Действовали вы хорошо, умело, — прервал я начавшуюся было перебранку. — Не огорчайтесь и вы, сержант. Готовьтесь к разведке на другом участке. Дело у вас выйдет наверняка.

Я не ошибся: через некоторое время отделение Николая Пушкина захватило-таки пленного. Но меня в то время уже не было в полку: получил новое назначение — командиром лыжной бригады.

Как известно, воины Ленинградского фронта были зачинателями истребительного движения, имевшего большое значение в активизации обороны блокированного города.

Отличные стрелки и снайперы, которых называли истребителями фашистских захватчиков, наносили большой урон живой силе врага. О них с уважением говорили в войсках и в городе на Неве. В феврале всем стали известны имена лучших снайперов. Это И. Вежливцев, И. Голиченков, А. Калинин, С. Лоскутов, В. Пчелинцев, Ф. Смолячков. Указом Президиума Верховного Совета СССР им было присвоено звание Героя Советского Союза.

Были и в нашем полку истребители. Правда, винтовок с оптическими прицелами у нас насчитывалось немного, но большинство истребителей обходилось и без них. Дело в том, что местность, как уже говорилось, была лесистой и стрелять приходилось не далее чем на 250–300 метров. Лишь на отдельных участках можно было наблюдать и вести огонь по наиболее важным целям на расстоянии 500–600 метров. Здесь без оптики не обойтись.

Зная эту трудную и небезопасную работу (в тридцатых годах учился в школе снайперов при Высших стрелково-тактических курсах «Выстрел»), я находил время, чтобы побеседовать с истребителями, дать им практические советы, а иногда и понаблюдать за их «охотой».

Красноармеец Василий Сорокин и его напарник (к сожалению, не помню его фамилии) были еще новичками, когда на их долю выпала трудная задача: уничтожить вражеского снайпера. Несколько дней они выслеживали его, изучали повадки. Стрелял снайпер редко, имел несколько подготовленных, хорошо замаскированных позиций. Попробуй узнай, с какого места прозвучит его очередной, может быть, смертельный выстрел.

Пошли на хитрость. Сорокин вспомнил приспособления для появляющихся целей, которые ему приходилось видеть на стрельбище в запасном полку. Устройство их было несложным, и бойцы сами смастерили три небольшие установки. Каждая состояла из пары колышков и прикрепленных к ним вращающихся небольших жердей с прибитыми головными мишенями, вырезанными из фанеры и хорошо разрисованными. Ночью в нескольких десятках метров впереди траншеи бойцы оборудовали три ложных окопа и установили здесь свои приспособления.

Когда стало совсем светло, напарник Сорокина медленно потянул за конец шнура, прикрепленного к одной из жердей. Мишень приподнялась и через несколько секунд опустилась. Так повторили несколько раз. Создавалось впечатление, что русский солдат что-то высматривает, на короткое время высовывая голову из окопа.

Прошел час, другой. Вражеский снайпер молчит. Только справа и слева стрекочут пулеметы, идет ружейная перестрелка.

— Неужели не клюнет? — прошептал Сорокин.

— Должен бы клюнуть, — ответил напарник. — Все сделано толково. Потяну-ка левый шнур…

Метрах в двадцати левее от первой стала так же осторожно подниматься другая «голова». Все это время Сорокин внимательно наблюдал за местностью, где, по его предположению, должен находиться вражеский снайпер.

Прошло не менее часа, а результат все тот же.

— Олухи мы с тобой, — улыбнувшись, проговорил Сорокин.

— Отчего такая самокритика?

— Посмотри на солнце.

— А что? — подняв голову, недоуменно спросил боец. — Солнце как солнце. Светит, пригревает.

— То-то и оно, что светит. А куда? Нам в затылок, а ему в глаза.

— Пожалуй, верно. Но, может, он в тени лежит?

— Кто его знает, где он лежит. Давай лучше подождем.

Сорокин не зря говорил о солнце. На занятиях по наблюдению и на учебных стрельбах он не раз убеждался в том, что светящее в лицо солнце мешает наблюдению и снижает меткость стрельбы. Не исключено, что именно поэтому и молчал снайпер противника.

Прав был Сорокин в своих предположениях или нет — трудно сказать. Но во второй половине дня, когда солнце переместилось, вражеский снайпер клюнул-таки на приманку. Сорокин успел заметить, откуда был произведен выстрел, и не спускал глаз с того места. Через несколько минут он тихо проговорил:

— Поднимай правую.

А сам припал к прицелу. В том месте, куда целился Сорокин, мелькнула чуть заметная вспышка, и он тут же нажал спусковой крючок. Истребители, не мешкая, переползли в сторону и затаились на запасной позиции. Через некоторое время подняли левую мишень. Ничего. То же самое проделали и со средней установкой. Тоже ничего.