Яков Потехин - Солдатская верность

Боевая группа, в которую входили эскадрилья Белоусова, отряд Героя Советского Союза А. Нефедова и отряд А. Мясникова, подошла к цели, едва забрезжил рассвет. Удар для противника был неожиданным. После первого захода во многих местах на земле появились небольшие вспышки. Потом они выросли в гигантские костры. Горели самолеты на стоянках, горел ангар. В отсветах этих костров были видны мечущиеся по аэродрому человеческие фигуры. По ним хлестали пулеметные очереди пикирующих истребителей.

Но вот открыли сильный огонь зенитки противника. Пренебрегая опасностью, наши самолеты продолжали пикировать к самой земле. Потом бреющим шли над лесом, увертывались от огня и снова заходили на цель. Так продолжалось до тех пор, пока не был израсходован весь боезапас. Сделав по восемь заходов, уничтожив много самолетов, истребители пошли к себе. Белоусов не утерпел и на прощание угостил зенитную батарею, которую он заприметил во время штурмовки, парой бомб.

Значительно позже, когда штурмовые действия нашей авиации вошли в систему и появились специальные самолеты Ил-2, Белоусов часто вспоминал этот боевой эпизод. Вспоминал и удивлялся тому, что все их машины уцелели. И было чему удивляться. Ведь штурмовка была в то время новостью для истребителей.

Наши войска подошли к линии Маннергейма — полосе железобетонных и гранитно-земляных оборонительных сооружений противника на Карельском перешейке.

Теперь Белоусову часто приходилось летать на прикрытие и обеспечение боевых действий наземных войск. Наступившие морозы досаждали ему больше, чем кому бы то ни было. Свежая кожа и образовавшиеся рубцы на лице были особенно чувствительны к холоду. Поэтому он прикрывал лицо ватой, бинтами и надевал наглухо застегивающийся шлем. Но обжигающий холод все-таки добирался до лица. Однако Белоусов молчал, не заводил об этом речь ни с начальством, ни с подчиненными. Однополчане и сами понимали, как ему нелегко. Как-то, подойдя к своему «ястребку», Леонид Георгиевич услышал разговор техников, готовивших соседнюю машину.

— Ну и холодюга, черт бы его побрал! — проговорил один. — То ли дело посидеть сейчас у горячей печурки.

— А самолет за тебя дядя будет готовить? — отозвался другой. — Ты посмотри на нашего капитана. Ему намного труднее, а хоть один вылет он пропустил? Обмолвился хотя бы словом, что ему очень трудно?

К тому времени капитан Белоусов зарекомендовал себя в полку как «специалист по зенитным батареям». Справедливости ради надо сказать, что финны искусно маскировали свои оборонительные сооружения и огневые позиции. Даже наземные наблюдатели не сразу могли отыскать вражеский дот, пока он молчал. Бывало, долгие часы наблюдатель изучает местность, отыскивает, где у противника установлены пулеметы, орудия, тщательно осматривает каждый холм. Казалось бы, холмик как холмик. На нем даже растут солидные сосны. Но наступало время, и «холм» начинал изрыгать пулеметно-артиллерийский огонь, причем делалось это в такие моменты, когда наша пехота оказывалась в неудобных для укрытия местах.

Капитан Белоусов по каким-то одному ему известным приметам очень часто обнаруживал вражеские доты. Он разгадывал, где установлены зенитные орудия, хотя противник и прибегал к разным ухищрениям. Выискав такую цель, Белоусов обрушивал на нее всю огневую мощь своего самолета. После белоусовской штурмовки вражеская батарея, как правило, не оживала.

Каждый боевой вылет Белоусова и его подчиненных заканчивался успешным выполнением задания. Но однажды Леонид Георгиевич доставил боевым товарищам много тревожных минут.

А дело было так. В один из очень морозных дней с группой истребителей Белоусов отправился на выполнение очередной боевой задачи. Вскоре маленькие «ястребки» растаяли в молочной дымке.

Откинувшись на спинку сиденья, Белоусов уверенно вел машину по заданному курсу.

Вот и линия фронта. Правда, до самолета не доносится ни артиллерийская канонада, ни грохот рвущихся снарядов и мин — все эти звуки заглушаются ровным гулом мотора и пропеллера. Отсюда линия фронта определяется по едва заметным искоркам ружейно-пулеметной стрельбы и молниям-вспышкам артиллерийских орудий.

Белоусов почувствовал уже знакомое покалывание в лице. Он начал энергично двигать челюстями, чтобы не дать застыть не окрепшим после пересадки связкам кожи.

Подошли к объекту штурмовки. Леса и перелески, всхолмленную местность пересекала извилистая сероватая нитка. Это шоссейная дорога, по которой противник подбрасывает резервы к линии фронта. Белоусов отвалил подальше в сторону от дороги. За ним пошли ведомые.

Там, где шоссе глубоко врезалось в высоту, летчики на бреющем полете обрушили на колонну врага огонь своих пушек и пулеметов. После двух заходов на дороге почти ничего живого не осталось.

При штурмовке второй колонны противник обстрелял наши истребители пулеметным огнем. Он был очень плотным (в плоскостях и фюзеляжах самолетов мотористы потом насчитали не один десяток пробоин), но это не смутило летчиков. Завершив последний заход, истребители взяли курс на свою базу.

Белоусову предстояло еще одно «небольшое дело». Вчера, пролетая после штурмовки над линией железной дороги, он обнаружил близ нее два сарая. По внешнему виду они не отличались от многих других, разбросанных повсюду. Однако, пролетая там три дня назад, летчик этих сараев не видел. Может быть, он просто просмотрел, не заметил их тогда? Но Белоусов был уверен, что эти сараи появились здесь совсем недавно и неспроста. Вот он и решил заняться ими. Еще на аэродроме Леонид Георгиевич договорился об этом со своим ведомым Григорием Семеновым, и в условленном месте их самолеты отделились от строя эскадрильи.

К цели вышли быстро. Белоусов чуть качнул плоскостями и перевел самолет в пикирование. Пошел в пике и ведомый. В рев моторов то и дело врывались урчащие очереди пулеметов. Когда машины выходили из пикирования, летчики заметили в небе белые хлопья разрывов зенитных снарядов.

— Есть! Залаяли, моськи! — не вытерпев, крикнул Белоусов. — Ну, теперь держитесь!

На этот раз они зашли со стороны леса. Не успели финны прийти в себя после первого удара, как «ястребки» снова обрушились на них. Прошив сараи очередями пулеметов, они сбросили еще по две небольшие бомбы. Возник пожар. От сараев к лесу побежали уцелевшие солдаты врага.

Взглянув на приборы, Белоусов обнаружил, что горючего осталось только-только, чтобы дотянуть до своей территории.

На исходе и боекомплект. А ведь не исключена встреча с «фоккерами». Он ругнул себя за неосмотрительность.

На аэродроме тем временем все находились в тягостном ожидании. Время возвращения Белоусова и Семенова давно истекло. Такие минуты, пожалуй, самые тяжелые и неприятные: неизвестность о судьбе боевых друзей угнетает, заставляет строить самые различные предположения. Друг Леонида Георгиевича Сербин взволнованно ходил по взлетной полосе, а механик Белоусова, молодой еще паренек, до боли в глазах всматривался в даль.