Антонио Итурбе - Хранительница книг из Аушвица

— Ну вот, вы свободны, — говорит им на прощание поляк.

— Нет, — отвечает ему Руди, — пока еще нет. У нас еще есть кое-какой должок. Мир должен узнать о том, что происходит на самом деле.

Поляк кивает, и его усы подпрыгивают то вверх, то вниз.

— Спасибо, огромное спасибо, — говорят они ему. — Вы спасли нам жизнь.

Станис только пожимает плечами — ему нечего сказать в ответ.

Вторая часть их путешествия будет состоять в попытках донести до мира правду о том, что происходит внутри Рейха, донести то, чего Европа не знает или не хочет знать: что речь идет о чем-то большем, чем военный спор о границах; что уничтожается целая нация.

25 апреля 1944 года Рудольф Розенберг и Альфред Ветцлер предстали перед главным рупором словацких евреев, доктором Оскаром Нойманом, в штаб-квартире Еврейского совета города Жилина. Занимаемая Руди должность регистратора позволила ему составить доклад, наполненный вызывающими оторопь цифрами: он оценивает количество уничтоженных в Аушвице евреев в 1,76 миллиона человек. Именно в этом докладе в первый раз был описан механизм массированного, поставленного на поток умерщвления людей и использования их рабского труда, присвоения их имущества, использования человеческих волос для производства тканей и переплавления вырванных золотых и серебряных зубных коронок в слитки, отправляемые в финансовые учреждения Рейха.

Руди говорил о том, как рядами отправляли беременных женщин с малыми детьми, цепляющимися за их юбки, в душевые, где из леек вместо воды струился ядовитый газ, говорил о цементных карцерах размером с ящик, в которых помещенный внутрь человек не мог даже сесть, о бесконечно длинных рабочих днях, когда узники, одетые в летние блузы, трудились в том числе и в снегу по колено, и о ежедневном ковшике водянистого супа — практически дневном рационе. Он говорил и говорил и временами не мог сдержать слез, но не переставал говорить, одержимый лихорадочным желанием прокричать на весь оглохший от бомбардировок мир, что есть еще и другая война — еще более грязная и жуткая, что она ведется за закрытыми дверями и что ее нужно любой ценой остановить.

Когда Руди закончил свой доклад, он чувствовал себя выжатым как лимон, но удовлетворенным, в первый раз за многие годы в мире с самим собой. Его доклад немедленно отправили в Венгрию. Немцы оккупировали эту страну и формировали там первый транспорт евреев для отправки в лагеря, о которых весь мир думал, что они — лагеря концентрации, или сбора, понятия не имея о том, что в действительности это фабрики смерти.

Но война не только разрушает тела, пронзая их пулями и осколками бомб, она еще и лишает людей разума и убивает души. Предупреждения Руди Еврейским советом Венгрии были получены, но никто не принял их во внимание. Руководители венгерского еврейства предпочли поверить неким обещаниям нацистов и продолжили организовывать транспорты, увозящие евреев в Польшу, что и привело к увеличению количества поездов с евреями, прибывающих в Аушвиц. После всей пережитой боли и страданий, после триумфа свободы Руди вынужден был ощутить горечь разочарования. Его доклад не спас жизнь венгерским евреям, которых они с Фредом надеялись спасти. Война — это вышедшая из берегов река: вернуть ее в русло, преодолеть половодье очень трудно, если все, чем ты располагаешь, — всего лишь небольшая преграда, которую она сметает на своем пути.

Руди Розенберга и Фреда Ветцлера эвакуировали в Великобританию, где они также представили свой доклад. На Британских островах к ним действительно прислушались, хотя оттуда мало что было можно предпринять. Разве что с еще большей решимостью бороться за прекращение безумия, захлестнувшего Европу.

15 мая 1944 года в семейный лагерь прибыл новый транспорт из Терезина, в составе которого было 2503 депортированных. На следующий день пришел еще один, и тоже с 2500. А 18 числа прибыл третий транспорт. Общая численность прибывших составила 7503 человека, из которых почти половина приходилась на немецких евреев (3125), еще 2543 были чешскими, 1276 — австрийскими и 559 — голландскими.

В первое утро царила неразбериха. Крики, свистки, кавардак. Дита и ее мама не только были вынуждены занять вдвоем одну койку, но к ним подселили еще и третьего человека — до смерти перепуганную женщину из Голландии, которая за два дня даже приветствия выдавить из себя не смогла. Ночами она постоянно дрожит.

Поутру Дита убегает в 31-й блок, потому что Лихтенштерн со своей командой преподавателей с ног сбились, пытаясь реорганизовать барак-школу. Ситуация вышла из-под контроля еще и потому, что, помимо всего прочего, теперь они имеют дело с детьми, говорящими по-чешски, по-немецки и по-голландски, которые друг друга не понимают. Дита получила распоряжения Лихтенштерна и Мириам Эделыитейн приостановить на время библиотечное обслуживание, пока не будут сформированы новые группы и ситуация хоть немного не прояснится. С майским транспортом прибыло около трех сотен детей, так что теперь нужно создавать новые школьные классы.

Малыши нервничают, вспыхивают перебранки, толкотня, ссоры, драки, то там, то здесь раздается плач, и все это, кажется, идет только по нарастающей. Дети не могут усидеть на месте, их беспокоят укусы клопов, блох, вшей и всяких клещей, живущих во влажной соломе, которой набиты лагерные матрасы. С приходом теплой погоды в рост пошли не только цветы, но и расплодилась всяческая живность.

Мириам принимает кардинальное решение: использовать последние запасы угля, сберегаемые на некий непредвиденный случай, чтобы нагреть несколько ведер воды и постирать ребятишкам нижнее белье. В результате образуется настоящий бедлам, времени, чтобы полностью высушить выстиранное белье, не хватает, и дети вынуждены натягивать на себя влажное, но по крайней мере большинство насекомых удалось утопить, и в последующие часы все понемногу успокаиваются.

Когда взрослые, которых отправили на работу в блок 31, добрались до длинного ряда бараков, стоящих вдоль слякотной улицы, они решили, что попали в настоящую трясину. Но, обнаружив тот факт, что здесь работает подпольная школа, в немалой степени изумились. Изумились и обрели надежду.

Лихтенштерн собрал всех под конец рабочего дня, когда классы были уже практически созданы и школьная жизнь вошла в свое обычное русло. И представил собравшимся юную девушку с ногами, как у балерины, облаченными в шерстяные чулки и обутыми в деревянные сабо, на которых она нервно покачивается. На первый взгляд она маленькая, даже, пожалуй, хрупкая, но если приглядеться к ней повнимательнее, то можно заметить, что в ее глазах горит огонь. Кажется, что движется она робко, но в то же время глядит с вызовом. Им было сказано, что эта юная особа — библиотекарша блока.