Александр Архипов - Гамарджоба, панове!

— А чего ему беспокоится? Ты ж со мной. Сейчас едем на улицу Куйбышева, там у нас республиканский телецентр. Вадик сейчас там. Привет передавал. Что дальше вам делать, будете обсуждать уже с ним, Владимир Григорьевич, — неожиданно перешёл на «вы» Михалыч, — читал ваши книжки про Афган. Понравилось. По-человечески написано.

— Да? Спасибо. Мы с Вадимом Сергеевичем учились вместе на одном курсе.

— Я знаю, Вадим рассказывал о вас. Как поступали, как учились и как в Афгане служили. Ну и про вашего третьего товарища-сокурсника тоже знаю, — немного помрачнев, ответил Михалыч.

Ну, да! А кто не знает эту медийную морду? Третьим нашим, тогда ещё другом, был Димон. Димыч. Митька. Душа любой компании, КВНщик, бухарь и бабник. Поднимавший первый тост за «Афганское братство» и Русь-матушку. А теперь это тупой и мерзкий рупор украинской нацисткой хунты, вещающий со всех украинских телеканалов. «Забуревший», холёный, с личным водителем и целой командой, держащих нос по ветру, таких же холуёв киевской власти. Свидомый украинец с русской фамилией, стесняющийся на свои новые национальные праздники надевать медаль «За Отвагу», честно заработанную в Афгане. Сволочь!

Так за воспоминаниями и редкими репликами мы и доехали до бывшего областного, а ныне республиканского телецентра.

— Ничего себе! — удивился я, глядя на монументальное здание с мощными колоннами, — прямо целый дворец!

— А шахтёры, Владимир Григорьевич, глобалисты, — весело ответил Михалыч, — это под землёй все узкое, низкое и, как правило, в серо-чёрных тонах. А на поверхности мы вот такие дворцы строим!

У кованых ворот въезда на территорию блестел очками и улыбался металлокерамикой мой старинный друг Вадька. Нынешний приезд в Донецк, обеспечение беспрепятственного передвижения, а в будущем обустройство моего быта и осуществление запланированного, — было его заслугой, а где-то и инициативой. Для того чтобы покрепче обнять своего друга, пришлось преодолеть довольно упругое препятствие ниже третей пуговицы на его рубашке.

— Ну и куда это нас несёт? А? Михалыч, а ведь Вадька когда-то двадцать пять раз подтягивался! — тряс я лишний вес друга обеими руками.

— Двадцать семь, Вовчик, двадцать семь! Как сказать… работа сидячая… кабинетная. Опять же Танюха у меня кулинар ещё тот, — мягко улыбаясь, мямлил, смущаясь, Вадим Сергеевич.

— Ладно, друзяки, — протянул руку Михалыч, — скоро темнеть будет, а мне ещё до Горловки добраться нужно.

— Спасибо, Фёдор Михалыч! Мы тут с Володей определимся, и я ещё раз тебя побеспокою, если не возражаешь, — прощаясь, сказал Вадим.

— Это, как договаривались, Вадим, как договаривались, — ответил Михалыч, громко хлопая дверкой «Нивы».

— Вадим, а Михалыч, он кто? Я как-то сразу понял, что он не простой водила, — спросил я, провожая взглядом исчезающую за поворотом голубую машину.

— Это ты правильно заметил. Раньше военную форму носил, а теперь — военный по гражданке. Работает в аппарате собственной безопасности. Кем, не спрашивай, не знаю, — слукавил мой приятель, — мне нужно часик ещё, чтобы на работе меня не искали и ко мне поедем. Танюха борща украинского наварила с пампушками, судачка запекла, салатики разные, — почти теряя сознание, перечислял мой упитанный одногруппник.

Почти молча доев тарелку ярко красного борща, да со сметанкой, да с зеленушкой, да с пампушками, натёртыми салом и чесноком, я задал хозяйке всего один вопрос:

— Извините, пани, а можно на завтрак вместо чая борща повторить?

После пятого тоста, который произнесла Танюша:

— Чтобы всё это быстрей закончилось и мужики живыми вернулись, — ужин подошёл к логическому завершению.

Мы с Вадиком помогли хозяйке убрать со стола, налили по рюмочке коньяка и вышли посидеть во дворе на свежем воздухе. Они жили в родительском доме в Куйбышевском районе Донецка, недалеко от работы и центра. Район был смешанной застройки. Здесь пятиэтажные «хрущёвки» чередовались с частными домами и их дворы утопали в зелени посадок.

— Слушай, а дети то ваши где? — вспомнил я о Сашке и Наташке.

— Сашка в Киеве, в университете на пятый курс перешёл. Пока не дёргают, что дальше будет, не знаю. А Наташку, от греха, к Таниным родителям перевезли, в Краснодар. В этом году школу заканчивает и поступать будет. Хочет в медицинский. Говорит — кукол всех вылечила, теперь хочу людей лечить. А мы вот с Татьяной на боевом посту. Она тоже на ТВ работает, своя программа у неё.

— А в целом, как обстановка? Стреляют?

— Стреляют, Володя, стреляют. Они по нам, а наши их мочат. Вот стемнеет, выйдем с тобой вон на ту горку, оттуда всё и увидишь. Это сейчас хоть есть чем воевать, а по началу… С охотничьими ружьями в окопах мужики сидели, в нациков дробью заячьей стреляли. Ну, а в Москве, что говорят? — спросил меня Вадик, как мне показалось, не ожидая честного ответа.

— Что в Москве? А в Москве, Вадик, говорят! Всё говорят и говорят… Кулачками машут и машут! Слюнками брызжут с экранов, пукают от натуги и опять говорят, говорят…

— Понял тебя. Ну, это у нас, у русских, любимое занятие…

— Пукать?

— Да, нет! — улыбнулся друг, — потрындеть! Действовать начинаем, когда кто-то на лапу больно наступит. Один раз наступили, Крым прибрали. А дальше? Что дальше, Вадик? Мишка лапы поджал? Вчера вон, по Старомихайловке из 82-х и 120-х миномётов полночи гасили. А это уже практически Донецк, Володя. Сейчас наши чуть ли не насильно эвакуируют из зон обстрела мирных жителей. Тяжело идёт. МЧСовцы после таких операций иногда с побитыми мордами возвращаются. А не хочет народ дома бросать. Куда скотину, припасы? Хозяйство, нажитое ещё дедами? Сидят до последнего. А старики, которым вообще ехать некуда? Вот и гибнут ни за что и ни за кого! — свирепел по нарастающей Вадим Сергеевич.

Так, разогревая себя коньяком, мы и подошли к теме, которая меня интересовала, а Вадима Сергеевича настораживала. Потихоньку мы поднялись на возвышенность, с которой очень хорошо просматривалась часть большого города. К моему удивлению, зажглись уличные фонари, освещая прямые зелёные улицы столицы Донбасса. Никакой тебе светомаскировки. Город то считай прифронтовой. По дорогам мирно «паслись» троллейбусы и трамваи, «толкались» маршрутки и носились легковушки. Город жил нормальной жизнью… до 22–00. До начала комендантского часа!

— Вон, смотри! — сказал Вадим, показывая на северо-запад и отпивая из коньячной бутылки.

То, что я увидел, было похоже на майские грозовые зарницы. По горизонту, в указанном направлении, шли алые и ярко-оранжевые всполохи. Правда звуков выстрелов и разрывов слышно не было. Их поглощало расстояние и «глотал» сам город.