Константин Кудиевский - Горькие туманы Атлантики

Моряки теплохода отводили глаза, чтобы не видеть тяжкого зрелища: нет ничего печальнее в океане, чем корабль, покинутый экипажем, — и кто знает, какие мысли и чувства рождались у каждого, кто оказался свидетелем бесславного конца «Кристофера Ньюпорта»… Будь «Кузбасс» не в конвое, а одиночкой, Лухманов, не задумываясь, высадил бы на транспорт часть своей команды, и моряки, в которых он, капитан, уверен, наверняка ликвидировали бы пожар, повели бы обреченное судно дальше. Но в конвое свои законы, и он, Лухманов, не смел их нарушить. Что ж, прощай, «Кристофер»…

Поднялся радист, протянул Митчеллу бланк, и тот, пробежав строчки взглядом, доложил Лухманову:

— Отбой тревоги, но сохраняется готовность. Подобранный летчик со сбитого самолета подтвердил: атаки будут следовать очень скоро и очень часто. — И уже тише добавил: — «Кристофер Ньюпорт» потопят артиллерийским огнем.

— Значит, пропали грузы?.. — вздохнул потерянно Савва Иванович.

— Таков закон конвоя, — развел руками лейтенант. — Корабли эскорта имеют приказ добивать отставшие суда, чтобы не достались врагу.

Помполит промолчал. О чем он думал в эту минуту? О фронте? О том, как нуждаются там сейчас в каждом снаряде и в каждой тонне горючего? А тут за здорово живешь уничтожают несколько тысяч тонн грузов… Разве же это война? Разве те, кто плавает на судах, не такие же бойцы, как и те, кто в окопах? Почему же ни коммодор, ни командир эскорта не пресекли панику, не призвали к порядку струсивший экипаж? Если с немцами так воевать — и через четверть века не дождешься победы…

Почти о том же думал и Лухманов. Первый бой выиграли, по сути, немцы, ибо сбитый самолет и потерянный транспорт — не равная плата. Впрочем, при чем тут немцы? Бой проиграли союзники. Горькая участь «Кристофера Ньюпорта» обусловлена не успешными действиями противника, а бездарностью команды и капитана. К счастью, не все американцы такие. Он, Лухманов, уверен: окажись в подобных обстоятельствах капитан Гривс, наверняка бы нашел в себе и мужество, и решимость, проявил бы себя настоящим мужчиной и опытным моряком.

За кормой послышались орудийные выстрелы — невольно все обернулись. Эскортный миноносец расстреливал «Кристофера Ньюпорта». Стрелял он с близкой дистанции, однако снаряды пролетали выше надстроек транспорта, едва ли не между мачтами, падая с перелетом.

— Мазилы… — проворчал Савва Иванович и покосился на Митчелла, не слышал ли тот: стреляли ведь англичане, комендоры военного флота, к которому принадлежал и молодой лейтенант.

Но вот один снаряд, а за ним второй разорвались на судне. Потом еще и еще… «Кристофер Ньюпорт» окутался дымом и паром, мачты на нем покосились, и транспорт стал оседать кормой. Лухманов отвернулся. Снова оглянулся только тогда, когда орудийные выстрелы смолкли. На месте, где недавно покачивался неподвижный «американец», вздувалась и клокотала вода, всплывали обломки, какие-то ящики, бочки, доски — тот корабельный хлам, которого всегда хватает на палубах всякого судна. Миноносец, исполнив долг, торопливо, не оглядываясь, догонял конвой.

Прямо на белой краске ходовой рубки Митчелл грифелем начертал: 34—1. Что ж, печальная арифметика плавания началась…

Лухманов разрешил свободным от вахты отдыхать не раздеваясь. Птахову же приказал установить дежурство артиллерийских расчетов, чтобы один из «эрликонов» был в случае надобности готов немедленно открыть огонь.

Конвой продолжал идти генеральным курсом. Строй судов уже выровнялся, корабли эскорта тоже заняли прежние места в ордере — ничто не напоминало о событиях получасовой давности. Правда, позже Митчелл сообщил, что с некоторых транспортов докладывают о раненых, о том, что в трюмах кое-где появилась течь в результате близких разрывов бомб. Но капитаны заверяли коммодора, что справятся с неполадками сами, собственными силами и средствами, и что положение на потерпевших судах опасений не вызывает… Да и все вокруг выглядело покойным и мирным. Океан лоснился бликами солнца, лениво катились волны, а небо, подернутое дымкой, поражало мягкостью цвета. Казалось, будто и здесь наконец-то вступило в свои права лето, и только обломки льдин, шуршащие на волне, да острая свежесть воздуха напоминали о близости Арктики.

Но Лухманов помнил, что покой океана обманчив. Словно подтверждая это, шевелились над рубками миноносцев громоздкие антенны радаров: настороженно изучали горизонт. С нескольких транспортов подняли в небо неуклюжие аэростаты заграждения. Их метал ветер, и Лухманов понимал, как трудно этим судам держаться на курсе. Да и в пользе аэростатов он сомневался: немцам они не очень-то помешают, а вот ориентирами для подводных лодок могут служить отличными. Видны небось миль за тридцать… Бродя по мостику, капитан «Кузбасса» время от времени напоминал сигнальщикам:

— Внимательней наблюдать за морем и воздухом!

— Есть!

А в красном уголке Савва Иванович собрал свободных от вахты. Все, что произошло на «Кристофере Ньюпорте», потрясло его. Он плавал совсем недавно и еще не успел насмотреться того, что, скажем, повидали на своем моряцком веку Синицын, Лухманов, боцман Бандура. Поэтому поведение американского экипажа не вмещалось в голове помполита, начисто разрушало его представления о дисциплине и воинском долге, о моряках и о флоте. Корабельную службу он считал до сих пор верхом организованности и порядка. Но привычная убежденность в какие-то полчаса развеялась в прах, глубоко ранив и оскорбив. Что ж, с началом войны так горько разочаровываться случалось не только Савве Ивановичу и не только в море… Его не утешило даже сознание, что чрезвычайное происшествие, которое он считал позорным, произошло не на советском судне, а на союзном. Потерю ценного военного груза Савва Иванович воспринял чуть ли не как собственное предательство по отношению к фронту.

В таком настроении он ожидал, пока моряки усядутся за столами.

— Видали? — произнес наконец сурово и указал в ту сторону, где еще недавно следовал в общем строю конвоя «Кристофер Ньюпорт». — Стыд и позор! Не моряки, а хуже, простите, баб… Не успела взорваться бомба — полные штаны наложили. Сверкали пятками так, что думалось: вот-вот побегут пешком по воде! До самой Исландии с торбами за плечами!

Должно быть, моряки живо представили картину, нарисованную сгоряча помполитом, потому что заулыбались. А Савва Иванович, видимо, понял вдруг, что гнев его — не по адресу, что перед ним сидят «кузбассовцы», в которых он верит, обязан верить, которых не смеет обидеть незаслуженным подозрением. Он сбавил тон и уже спокойней продолжал:

— Может, им все равно, дождется ли грузов фронт. А нам не все равно! Мы на судах такие же бойцы, как в окопах. А какое название тем, кто драпает из окопов?