Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Удар пришёлся точно по темени. Но сознание выключилось отчего-то не сразу и не целиком. Будто откуда-то со стороны Владимир Анатольевич увидел самого себя медленно оседающим на грязный пол, чужую руку, проскальзывающую в его карман, где лежит готовое к бою оружие. Раскалывающая надвое боль пронзила голову в тот момент, когда, собирая остатки воли, капитан попробовал оттолкнуть эту наглую чужую руку, чтоб перехватить пистолет и самому нанести первый выстрел. Но воля не подчинялась. Руки только бессильно подрагивали, не в силах выполнить неразборчивую команду раненного мозга. А тускнеющее сознание, продолжая наблюдать происходящее откуда-то со стороны, успело зафиксировать ещё несколько деталей. Нападающий бесцеремонно отобрал у Никитина фонарик, включил его и посветил ему в лицо. Затем обшарил карманы, достал удостоверение офицера КГБ, спрятал его в свой карман, снял часы, отобрал бумажник, достал потёртую «Справку об условно-досрочном освобождении» на имя Р. С. Попова и сунул во внутренний карман пиджака распростертого на полу тела. Наконец, аккуратно разжал пальцы не способного сопротивляться капитана и вынул из его ладони свёрток с кассетами, повертел в руках и также спрятал в своём кармане. Ещё несколько раз прошёлся руками по карманам капитана, после чего неторопливо выпрямился, держа в левой руке зажженный фонарь, а правой ныряя к себе за пазуху. Капитан в последний раз попробовал собрать в кулак волю и заставить организм произвести хоть какое-то осмысленное действие. И не понимал, отчего всё наблюдает со стороны. Как может видеть своё лежащее в куче пыли тело? Каким образом может вглядываться в собственное лицо? Как можно объяснить, что в кромешной темноте заброшенного корпуса его взгляд с каждой секундой становится отчётливей и яснее? И почему, испытывая адскую боль в раскалывающейся надвое голове, он, одновременно, не испытывает естественного желания облегчить или избавиться от неё?

Когда непостижимо ясному взору капитана, устремлённому на место происшествия слева и сверху, предстала во всей полноте картина происходящего, отрешённое от реального бытия сознание уже не способно было ни ужаснуться, ни разгневаться. Холодное бесстрастное умозрение умирающего лишь констатировало последние факты земного бытия, чётко расставляя всё по своим местам и называя вещи своими именами. Затем, чтобы через миг, вознесясь в просторы вечного инобытия, доложить по команде высшим иерархам обо всём, а те уж сами рассудят, кого и за что призвать к ответу.

Перед поверженным телом капитана КГБ Владимира Анатольевича Никитина стоял неладно скроенный, зато крепко шитый верзила – тот самый, что подвозил его чуть более получаса тому на стареньком зелёном «Москвичонке». На его лице запечатлелось выражение тупого безразличия к жизни и смерти. Привыкший выполнять грязную работу, он уже давно утратил способность по-человечески радоваться, по-человечески печалиться. Став винтиком системы, он перестал быть человеком. Сейчас он, направивший короткий ствол в глаз своей жертвы, поставит контрольную точку в выполнении очередного задания и пойдёт с докладом к тем, кто заказал ему эту работу. Те скажут ему «спасибо», а ещё через полчаса поставят свою точку в его бессмысленном существовании. Искорёженные остатки его маленькой чёрной души разлетятся в разные стороны вселенского хаоса, дабы в череде всеобщих преобразований Великой Природы никогда больше не сложиться в единую человеческую душу. Сухой щелчок пистолетного выстрела расчертил в тишине ночи яркую прямую, и мерцающее сознание капитана навсегда отделилось от набрякшего смертной слизью тела. Превратившись в невидимый стремительный сгусток, оно вознеслось, уже не способное ничего определять, называть, постигать, с этой секунды перестав быть сознанием человека, став мельчайшей частицей всеобщей энергии, распределённой в бесконечном космосе меж живых существ. Убийца достал из кармана перчатки, надел их, достал флакончик с кислотой, облил лицо трупа, протер мёртвые пальцы рук и неспешно вышел на улицу. Спустя десять минут раздалось гудение заводящегося мотора «Москвича».

…Наутро мирно спящего на диване в квартире «дальнего родственника» Костю Кийко разбудил бесцеремонный звонок в дверь. Великан протёр глаза, потянулся и резко сел. Что-то не так! Седьмой час, а Никитина нет. Кто там ломится? С бешеной скоростью за секунду в косматой голове пронеслось несколько сотен различных мыслей. И точно невидимый разгонный аппарат придал огромному телу вторую космическую скорость. Вспомнив армейский опыт подъёма по тревоге, не за три четверти минуты, а всего за двадцать секунд Кийко оделся и кинулся к балкону. В дверь продолжали звонить и стучать. Но Кийко, гонимый шестым чувством, в этот момент уже перелезал через балконные перила, примериваясь в один мощный прыжок перелететь на ветку старого тополя, взметнувшуюся в метре от балкона. Не будь в крови внезапно пробудившегося гиганта столько адреналина, вряд ли бы рискнул на такой трюк. Это ведь и человеку меньшей комплекции не так-то просто сделать. Тем более, на высоте пятого этажа. Но, действуя скорее рефлекторно, чем сознательно, Кийко яростно оттолкнулся от балкона и, на удивление, точно пролетел опасный метр, крепко схватившись за толстую ветку. Та жалобно хрустнула, еле выдержав обрушившуюся на неё массу. Ещё немного, и – того и гляди! – переломится. Но Костя уже лез по ней вниз, к стволу, обдирая руки и одежду о сучья, чертыхаясь и кряхтя. В эти секунды он думал только о том, что ему надо во что бы то ни стало бежать от неведомых преследователей.

Интуиция не подвела Кийко. То самое «шестое чувство», о существовании которого обычно человек не подозревает до тех пор, пока лицом к лицу не столкнётся со смертельной опасностью, пробуждалось у Константина редко. Но, пробудившись, всякий раз подсказывало именно те решения, которые в данный момент были единственно верны. В них не было ни капли того, что принято называть здравым смыслом. Они были начисто лишены расчёта. При всей своей истинно малороссийской смекалке, Костя Кийко был начисто лишён расчетливости. Но интуиция – другое дело! Обладающие ею люди в критический миг обойдут самого расчётливого, перехитрят самого хитрого, ибо скорость принятия интуитивных решений превосходит быстродействие самых совершенных вычислительных систем, изобретённых людьми, вместе взятых.

Не дождавшись, чтобы дверь открыли изнутри, непрошеный гость просто вломился в квартиру. Это был человек в милицейской форме с оружием в руке. Рядом с ним были трое – сотрудник прокуратуры и двое понятых. Застань они Костю «тёпленьким» сейчас, неизвестно, чем бы для него всё обернулось. Но, ворвавшись в комнату, где только что спал тот, кого послушным работникам внутренних дел было поручено доставить в отделение, где его ожидал офицер госбезопасности, и, не обнаружив никого, они, потоптавшись пару минут, докладывали по рации: «Товарищ майор, всё пусто!». Инициировавший спецоперацию майор Валентин Давыдович Целебровский, сам не знал, кого именно застанет на квартире у Никитина. Получив в три часа ночи кассеты и убедившись, что ликвидированный капитан действительно располагал компроматом, более того, «копал» одновременно чуть ли не под каждого из руководителей лабораторий и групп секретного 13-го отдела, Валентин Давыдович разозлился не на шутку. «Может, и не стоило сразу кончать его? – рассуждал сам с собой вслух офицер, наливая стакан коньяка. – Может, стоило немного поиграть с ним в прятки? В конце концов, при новом раскладе Логинов будет пятки лизать, а Никитина можно было бы держать за дурачка. Пусть бы себе сливал по очереди помои то на одну, то на другую команду!». Однако, поразмышляв некоторое время, Целебровский пришёл к выводу, что всё же лучше иметь одного уничтоженного крота, чем малоуправляемого живчика под носом. В сложившемся раскладе положение Целебровского было сложным. Его секретную лабораторию психотроники курировал некогда лично Пуго. Теперь, после ликвидации (либо действительно самоубийства?) последнего, наработки лаборатории слишком лакомый кусочек, чтоб её, например, просто прикрыли. Наверняка, найдутся желающие завладеть результатами многолетней работы. И первым, конечно же, будет вечный конкурент Беллерман! Вот уж кого Целебровский одновременно и боялся, и ненавидел, и уважал всеми фибрами организма! Поэтому, едва запахло жаренным, Целебровский наладил свою слежку за Беллерманом и его людьми, могущими как-то пересекаться с Логиновым. Валентин Давыдович рассуждал примерно так. Если при перетряске всех структур сейчас будут выигрывать те, у кого больше компромата, его надо добывать. Если сейчас, как некоторые болтают, окажутся в выигрыше те, в чьих жилах больший процент «западной крови», то, при равенстве по этому параметру Беллермана и Целебровского, неплохо бы иметь о нём побольше информации. Наконец, если правы те, кто утверждает, будто Владислав Янович «служит двум господам», то документальное подтверждение этого факта было бы тоже хорошим козырем в будущей игре. А когда же начать сбор фактов и фактиков, как не сейчас, на фоне всеобщей подозрительности и неразберихи?