Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– А чему особо радоваться, Воин Пантелеич? Я ж всё-таки водитель классный. А ещё и слесарь неплохой. Могу монтажником в высотных работах. Хотя с этим у меня и хуже. А ты меня в дворники берёшь. Зарплата-то хоть приличная?

– Как специалисту от души положу. Да и старики меня поддержать. А будешь ты тута не дворник. А мой помощник, значитца. Понял?

Капризничать не приходилось. И Андрей согласился.

Через три дня он проявлял чудеса инициативы на новом месте работы. Оказалось, в ГСК «Ветеран» не было ни подсобки, ни инструментов, ничего вообще, обеспечивающего труд дворника, ремонтника, слесаря, электрика, механика и грузчика «в одном флаконе», каковым являлся «помощник председателя». Но, сразу окружённый искренним вниманием и уважением всех членов кооператива, чей средний возраст приближался к восьмидесяти, да при хорошей зарплате, Долин не испытывал разочарования. Убирал поутру липкий снег, расчищая проезды к боксам и въезд на территорию. Приводил в порядок, подтягивал, кое-где переустанавливал прохудившуюся проводку, клочьями свисавшую с покосившихся столбов, реально грозя коротким замыканием и пожаром. Перетянул «колючку» по периметру, придав ей и внушительный, и даже красивый вид. Отзывался на все просьбы стариков посмотреть, перебрать, почистить, отрегулировать, прокачать, заменить масло, подтянуть, поставить запаску, выправить, установить, исправить… В общем, весь мелкий ремонт техники тоже был на нём. По условиям договора за эти услуги никаких денег с ветеранов он не брал, всё это входило в круг его обязанностей и оплачивалось жалованьем. Председатель не обманул, деньги платил немалые. Весной, когда работы по уборке поубавилось, а по ремонту прибавилось, решился Долин задать председателю вопрос, откуда у пенсионерского кооператива такие деньги, чтоб оплачивать его труд столь высоко, и это при общей скудости и убогости хозяйства. Воин Пантелеич хитро сощурился и молвил:

– Ты, сынок, хотя и ветеран, како и мы тута, а того не понял, что не всяко дело деньгами меряется. Кто знаеть в этой жизни, что чаво стоить, и не за всё монетой платить и монетой берёть, тому не вопрос ефту саму монету, коль надо, достать да отдать на доброе дело.

– Какое ж такое доброе дело! – удивился Андрей. – Просто наняли молодого парня, чтоб себе полегче было, только и всего. А парень, может, и выпить не промах, и на другие глупости деньги тратит. Вы ж мне, не торгуясь, такие деньжищи положили!

– А ты, не торгуясь, и взял. Отрабатываешь честно. Претензиев к тебе нет. Помнишь сказку о попе и работнике Балде! Ты тута у нас и повар, и плотник, и на все руки работник! Дешевле одного такого, нежели дюжину других, – продолжал темнить дед. Андрей не унимался:

– И всё же не пойму я, как при такой экономности хозяйство-то в таком запустении?

– Экий ты, сынок! Посмотри кругом, чо деется! Понавыскакивали толстосумы с навороченными «мерсами», понавыстроили хоромин царских, понавыигрывали денег шальных на биржах да в казино, их тебе и жгут, и отстреливают. Потому нет у них ума-разума. Выпячивают богатства свои ворам-бандитам на заметку. Самоутверждаются, значитца! Мы сидим себе тихо, не видать, не слыхать. Мирно живём, добра наживём, да хорошему человеку пособить завсегда смогём.

– Такому, как я, что ли? – усмехнулся Долин.

– Да хотя бы! Чай не от хорошей жизни подался к нам работы просить. Небось, тоже высовывался, да не поделил чего с кем, вот и обложили, как волка. Просто так с улицы к нам счастья искать не придут.

В точку попал председатель. Закусил губу Андрей и решил более ничего не спрашивать. Взял ящик с инструментами да пошёл было к боксу, где его ждала работа, а дед вдогонку ещё припечатал:

– Ты не журись, сынок! Поживёшь с нами ещё тута, многое сам понимать-видеть начнёшь. А с понятием, значитца, и жизнь легше строится. Как знать, может, и останешься. А захочешь уйти, завсегда дверь открыта. Иди себе с миром, но места нашего никому не сказывай, потому в рекламах не нуждаемся. Заветные мы старички.

Навстречу Андрею неторопливо вышел, приветливо помахивая хвостом с первого дня признавший его за своего Молчун. Долин потрепал огромную собаку по загривку, услышав в ответ довольное порыкивание с зевком, и подумал: «Чудно получается! Место и впрямь какое-то заветное. В кооперативе одно старичьё, хозяйство так себе, а денег, судя по всему, куры не клюют. И не трогает их никто, хотя вокруг по всей стране только и слыхать, что про рэкет, разборки да наезды!» Позже, на сорок восьмую годовщину Великой Победы, кое-что для помощника председателя прояснилось, когда увидел он солнечным майским утром своих стариков, пришедших к Воину Пантелеичу поздравить его с 9 Мая при их орденах да регалиях. Собрались, разумеется, далеко не все из небольшого кооперативчика, но никогда в своей жизни Андрей не видел столько генеральских лампас и горящих золотом медалей да орденов на кителях сразу. Были «тута» и полные кавалеры Ордена Славы, и Герои Советского Союза, и орденоносцы каких-то не ведомых Долину, судя по всему, зарубежных наград. Заходили они на территорию спокойно, чинно, с достоинством неся на груди свои «иконостасы», сияя радостью лиц и уверенностью в несокрушимости собственной силы. Воин Пантелеич подошёл к своему помощнику, протягивая ладонь, и широко улыбался:

– Ну что ж, сынок! С Победой тебя. А сам-то почто своих медалей не надел? Праздник-то у нас общий.

– А откуда вы про мои медали знаете? – удивился Долин, который никогда не носил их, даже по большим праздникам.

– Экий ты! Аль скажешь, не «афганец»? Шалишь, сынок! Тебя глаза выдають. Ладно. В другой раз наденешь. А сейчас пойдём-ко с нам, значитца, выпьем по-солдатски. Сегодня тебе работы не будеть.

…Тем временем Беллерман прознал, где Долин пристроился. Весь его расчет лопнул мыльным пузырём. Время шло, «Испытуемый А» к нему не обращался, встреча его с отцом не намечалась. Надо что-то предпринимать. Но что? Как назло, много сил отнимал Локтев с его НДПР, ведя себя ну просто как ребёнок. Некоторые вещи приходилось разъяснять по несколько раз лично. «Дурка» с её контингентом в отремонтированном после пожара 13-м корпусе целиком была на попечении Смирнова. Хорошо ещё, административной работой в клинике не приходилось заниматься. Удалось выбить хороший штат помощников и всецело посвятить себя стратегическим вопросам. В медленно хиреющем на фоне НДПР фонде ветеранов Афганистана тоже назрела «заноза». Жена исчезнувшего свидетеля, так удачно было «законопаченного» с подачи Беллермана на «зону» Ивана Пряслова, то ли сбежавшего, то ли погибшего, родила мальчика и, вместо того, чтобы, как подобает нормальной женщине, находящейся в декретном отпуске, получать себе декретные от небедной организации, подала заявление об увольнении, взяла расчет и, прихватив годовалого сынишку, уехала в неизвестном направлении. Локтев сообщил об этом Беллерману с удивлением, советуясь как с психологом, не могла ли на почве нервного стресса и сложных родов женщина попросту «сбрендить». Владислав Янович отвечал, что могла, сам же забил тревогу. Не хватало, чтобы проклятый водитель-уголовничек где-то объявился под новым именем. Как свидетель ликвидации спецконтингента 19 августа 1991 года он мог представлять опасность, особенно, в сочетании с компроматом от Никитина, если он, конечно, существует. Не в том дело, что «пожарной историей» могла заняться прокуратура. Этой организации, планомерно и повсеместно превращающейся в придаток мира коммерсантов, было не до жертв спецоперации. Да и руки у неё коротки дотянуться до 13-го отдела. Но шумиха в жёлтой прессе, падкой до чернухи и порнухи, совсем ни к чему. Зачем привлекать внимание к делам, творящимся за забором «Дурки»? К сожалению, заткнуть рот прессе пока трудно. Можно лишь, чем активно занимались ребята из группы Целебровского и аналогичных групп в разных крупных центрах страны, наоборот, увеличить газетно-экранную активность, доводя шум в СМИ до состояния белого шума, за которым проникновение в сознание граждан нежелательной правды исключено. В общем, нужно быстро заканчивать с Долиными и высвобождать людей для новых направлений сыска. Да и Андрея бы заново прибирать к рукам! Но как, чёрт возьми?