Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– У меня складывается впечатление, брат Владислав, что порученная вам работа в России, вам в одиночку не вполне под силу. Тем более, что обстановка в стране вашего пребывания скоро резко изменится. Поэтому Верховный Совет Гроссмейстеров Ордена и я лично приняли важное решение. Прежде, чем оно будет объявлено в установленном порядке, я посвящаю в него вас.

– Я весь во внимании, Ваше Сиятельство, – склонил голову Беллерман, не сбавляя шага, чтобы идти в ногу с принцем. Тот еле заметно улыбнулся левой половиной губ, отчего лицо его приняло несколько страдальческое выражение, и продолжил:

– По нашему единодушному мнению, дальнейшее противостояние двух смежных специалистов 13-го отдела бывшего КГБ вредит общему делу. Пока существовала советская партийная система, ваша конкуренция с Целебровским имела смысл, поскольку со стороны ваших начальников в стране пребывания всегда имелась некоторая угроза. Коммунисты никогда не забывали адекватно оценивать опасности, и многое правильно, с точки зрения безопасности своей страны, делали. Теперь коммунизм фактически уничтожен, необходимость длить вялотекущий конфликт между вами и Целебровским отпала.

– Да, Ваше Сиятельство, – снова поклонился Беллерман. – Если я правильно понял, вы хотите объединить наши усилия?

– Вы меня правильно поняли, брат Владислав. Но, как я полагаю, не до конца. Господин Целебровский будет проходить обряд посвящения. В августе он станет нашим братом, магистром нашего Ордена, и с этого момента никакая конкуренция между вами недопустима.

– Это мудрое решение, Ваше Сиятельство, – отчеканил Беллерман, понимая, что с этого момента конкуренция между ним и его «заклятым товарищем» только возрастёт и приобретёт наиболее жесткие и изощрённые формы. Впрочем, этой конкуренции он не боялся. Зная своего коллегу давно, профессор Беллерман не видел в нём соразмерной себе силы.

…По приезде домой переговорить с дуэтом Локтев – Глизер Беллерман не смог. Получив в Эмиратах вполне осязаемый щелчок по носу, Беллерман возвратился с порцией очередных жёстких инструкций. Первым делом он встретился с Краевским. Он решил сделать ставку на нового главного редактора «Памяти». Печатный орган НДПР нужен был ему как инструмент контроля – одновременно и над значительной массой читающей публики, и над НДПР, вожжи управления которой чересчур отпустил, поэтому требовалось восстановить их жёсткость. Краевский прибыл по первому зову, был весел, дружелюбен. Беллерман пообещал ему всяческое содействие в журналистских расследованиях. Далее они коснулись деятельности редколлегии «Памяти» в целом. Профессор осторожно намекнул, что неплохо было бы возвратить всю команду под крыло фонда. Здесь редактор едва не прокололся, обнаружив невладение информацией по этому вопросу. Он-то считал, что передали «Память» из-под крыла фонда в ведение «смежников» с подачи самого Беллермана. Владислав же Янович полагал, что эту процедуру два года назад подстроил Никитин. Замолчавшие, напоровшись в беседе на взаимную неясность, собеседники без слов поняли, что единственной «третьей силой», которая сумела так развести их, могла быть группа Целебровского. Краевский не знал Валентина Давыдовича лично, но кое-что о нём, его команде и направлениях деятельности себе представлял. Не подозревая о наличии компромата, который подготовил против Беллермана, Целебровского и самого Логинова Никитин, он «попал пальцем в небо». Владислав Янович воочию удостоверился, что, кроме Долина, пожалуй, ни с кем вечный конкурент не перебежал ему дорогу, и с облегчением подумал, что в борьбе с Целебровским, отныне обретающим практически равные с ним права игрока, сможет иногда прибегать к помощи Логинова. И помогать ему в этой игре будет именно Краевский. Тот же, в свою очередь, с облегчением про себя вычеркнул из списка возможных противников Логинова и его людей. С тех пор, как КГБ прекратил своё существование, распавшись и продолжая распадаться на длинный список всевозможных специальных структур, отслеживать, кто за кем стоит, и кто конкретно против кого ведёт ту или иную игру, стало особенно сложно. Поэтому возможность тактического союза с совершенно посторонним, если не вражеским представителем, и для главного редактора общественно-политического издания, и для научного руководителя секретной специально-медицинской службы была вполне естественной. Наконец, особым пунктом в переговорах значился обмен информацией научного характера. После памятной размолвки с редакцией в её прежнем составе, когда её возглавлял недалёкий Кийко, простодушно «хавая» всякую хитро сливаемую ему профессором информацию, Беллерман вполне отдавал себе отчёт, что теперь Краевский владеет немалым и крайне интересным для него материалом. Но заполучить его можно лишь настолько, насколько поделишься сам. Раз высшее руководство Ордена давало санкцию на широкий информационный обмен с целью торговли информацией и приобретения стратегической – той, на основании которой будут строиться глобальные планы, значит, он вправе сам выбирать объём предоставляемой сопернику информации, то есть задачи Беллермана значительно облегчаются, а на многое просто развязываются руки. А вполне естественная ревность учёного была хорошим самоограничителем. Краевский, чья склонная к неврастении натура, постоянно нуждалась в корректирующем влиянии психолога, с чем блестяще справлялся Беллерман и раньше, и теперь, согласился на режим обмена информацией и на то, что каждый будет сам определять допустимый для себя объём её предоставления, и обмен они будут проводить на доверии. Беллерман решил сначала рассекретить основные механизмы операции «Двойники», не вдаваясь в тонкости и не раскрывая данных о ликвидированных. Операция официально признана завершенной, её можно было списывать в архив и предавать огласке – пока внутренней, через особо посвящённых, а потом, через каких-то сто-сто пятьдесят лет её обязательно раскроют перед широкой публикой. Бум, который три года назад имела внешняя часть этой операции, а именно всевозможные шоу двойников по всей стране, – прекрасная ширма, за которой даже в случае полной огласки истинных целей и масштаба операции читатели не смогут вполне определить для себя ни её значения, ни, стало быть её последствий. В этом Беллерман был убеждён абсолютно. Краевский, в свою очередь, определил, что выдаст кое-что о ритуальных практиках майя, что, впрочем, по большому счёту, и так не составляло слишком уж большого секрета для тех, кто всерьёз занимался исследованиями в этой области. Редакция пригласила на работу одного интересного специалиста в этой области, который потчевал читателя всякими мистическими сенсациями на последней странице, придавая изданию пикантности и увеличивая тиражи. Сама тема магии и ритуалов была обозначена ещё в то время, когда с подачи Беллермана начиналось журналистское расследование о погромах на кладбищах. Таким образом, первый шаг к обратному сближению оказался более чем осторожным. Но он был сделан, и это было важно ещё и потому, что, понимая, как укрепятся и без того сильные в ведомстве позиции Целебровского с посвящением его в магистры Ордена Дракона, Беллерман волей-неволей должен был начать фронтальное укрепление своих. И здесь каждое лыко, как говорится, в строку. Если есть плацдарм, хотя бы даже и оставленный на некоторое время, его следует занять вновь!