Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Довольный переговорами с Краевским, Беллерман окунулся в гущу текущих событий, постоянно держа в памяти полученную от Великого Гроссмейстера информацию, неизвестную пока даже тому, кого она касалась напрямую – Целебровскому, и периодически задумываясь, как бы в оставшееся время воспользоваться своим информационным преимуществом перед Валентином Давыдовичем. Пока плодотворной идеи в голову не приходило, он даже близко не вспоминал о мимолётном разговоре с Глизером. Зато регулярные рассуждения о том, как действовать в обозначившейся принципиально новой ситуации, привели его к решению, которое ещё месяц назад он едва ли бы смог принять.

… Ранним утром 14 мая у входа на территорию гаражного кооператива «Ветеран» помощника его председателя Андрея Долина поджидал давнишний знакомый, о котором тот, неблагодарный, опрометчиво поспешил забыть. С внутренней стороны ограды в угрожающей позе стоял Молчун, обозначая, что проникновения чужака на территорию не допустит, но и нападать без толку не собирается. Едва Долин показался из-за поворота, человек отошел от гаражей и окликнул:

– Ну, здравствуй, Андрей Алексаныч! Нехорошо так пропадать!

– Профессор! – воскликнул Долин, и у него заныл левый висок. Давно думал сам позвонить Беллерману, поздравить с прошедшими праздниками, справиться о здоровье, обозначиться, сообщить, что у него всё в порядке, чтоб тот не искал его. Лучший способ предупредить преследование – сделать первый шаг в направлении преследователя. Правда, после общения с оперуполномоченным Игорем Игоревичем Лебезянским у Долина в душе остался неприятный осадок. Козырнув фамилией Беллермана, он, не желая того, сделал ход, с неизбежностью ведущий его снова в объятия профессора, а он считал себя раз и навсегда высвободившимся из этих объятий. Маша своими догадками подлила масла в огонь. А когда Андреем была прямо-таки шпионским образом получена весточка от отца, живо напомнив ему уже почти стершийся в памяти армейский эпизод с вызовом в штаб и допросом, решение окончательно отмежеваться от беллерманов, лебезянских и прочих «особистов» сформировалось окончательно. Но сделать официальный жест в сторону профессора, как раз именно в силу обозначенной дистанции между ними, следовало. Да вот беда, этот шаг Андрей всё откладывал, откладывал, и на вот тебе, напоролся! И, как выясняется, встреча с ним не просто неприятна, а даже болезненна. Почему, интересно? Разве не помог он ему в трудную минуту? Разве не должен был Андрей испытывать, несмотря ни на какие идейные разногласия, благодарность к доктору? Должен. Но сколько должна длиться благодарность? И есть ли у благодарности к исцелителю сроки давности? А если нет, тогда что? Он что, разве его пожизненный раб? Странное ощущение.

– Ладно, ладно. Вижу, не слишком-то рад! – с подчёркнутым простодушием заговорил Беллерман, похлопывая подошедшего по плечу, на что Молчун с той стороны слегка заворчал. – Ну да кто старое помянет, тому глаз вон!

– … А кто забудет, тому и оба, – ответил Долин, чувствуя чужеродный холодок между лопаток. В ноздри ударил до боли знакомый запах. Не помня, откуда он, Андрей вспомнил то чарующее и, одновременно, убивающее действие, оказываемое этим запахом прежде. Чего ему, гаду, надо? Доктор заметил состояние собеседника и примолвил:

– Я не враг тебе, Андрей Алексаныч. Я знаю, появление психотерапевта, напомнившего болезненные воспоминания прошлого, далеко не всегда радость. Но это абсолютно ничего не значит. Просто я пришёл проведать и кое-что пообещать. Я понятно говорю?

Андрей не ответил. Боль в виске усиливалась, и уже начинала слегка кружиться голова. Он взялся одной рукой за ствол берёзы, и это на время прекратило головокружение. Однако уже через минуту оно стало возвращаться. Но что же это за отвратительный запах???

– Я рад, что ты жив-здоров и в порядке. Могу тебя порадовать, что у твоих старых товарищей, которых ты позабыл-позабросил, тоже всё в порядке. Кроме одного. Твой бывший кооператив «Шурави» закрыли сразу после перерегистрации. Ты знал об этом?

– Вы шли за этим, чтоб сообщить мне? – больным голосом задал вопрос Андрей и покачнулся. Беллерман с удовлетворением видел, как на глазах рассыпается крепкий человек. Он не отстанет от Долина. Сначала уделает молодца. Останется жив – хорошо, нет – да и чёрт с ним, всё равно для исследований и для практической работы материал стал абсолютно непригоден. Потом примется за его вдовушку. Весь этот чёртов род пора давно под корень! И что они там в Ордене мнутся, ждут чего-то? Родовая тайна – тоже мне, секрет полишинеля! Вот сейчас профессор размозжит сынка, потом – его жёнушку, а после примется за папашку-альпиниста. Давно пора запросто, этак, стащить с гор и хорошенько потрясти. Не церемониться с ним, а трясти! Владислав Янович испытывал прилив мстительного сладострастия, продолжая впиваться сквозь дымчатые стёкла очков в свою жертву.

– Ты хорошо слышишь меня, Андрей Алексаныч? – стеклянным звоном раздалось в кружащейся голове Долина, и он лишь слабо кивнул. – Так вот, я пришёл пообещать тебе, что больше ты меня не увидишь. Я не буду искать встречи, но и ты не ищи. Ведь избегал меня, правда?

– Зачем вы… – задыхаясь, начал Андрей, – зачем вы с Димой… Зачем вам понадобилось меня… как зайца травить? Я знаю, это вы!..

– Молодец, – похвалил Беллерман. Нет, поражения он никогда не признает! Он игрок, и хороший игрок! Ещё настанет время, и он будет рядом с самим Агаханом, а может, и повыше! Сейчас у него трудности, но это временно. Вот же, ясно же – силы у него прежние, если не большие: вишь, как ломает «афганца», того и гляди упадёт!

– Ты абсолютно не понял главного, Долин. Каждый человек лишь совокупность родового опыта предков плюс некоторая доля собственного. Но именно этой долей, Долин, он пользоваться может меньше всего. Так уж устроена его память. Достаточно нескольких несложных манипуляций… или, например, травмы, и память абсолютно изменилась. Ты можешь вспомнить то, чего не было, забыть, что было. А вот родовая память всегда с тобой. Большевики знали, как управлять людьми, когда секретили и уничтожали родовые архивы, искореняя дворянские и крестьянские роды. Знаешь ли ты, кто были твои предки? Не знаешь. Вот и бредёшь по жизни слепым котёнком. Мы расстаёмся, и пора тебе становиться зрячим. Я тебе расскажу, кто ты, кто твоя жена, сколько раз предки ваши сталкивались в кровавых схватках.

Андрей еле стоял. Молчун, вопреки своей кличке, подвывал и подтявкивал. Но эти звуки, наполнявшие тоскливым эхом окрестности, не доходили до сознания Долина, в котором отзывался только голос Беллермана. Профессор глядел сквозь стёкла своих очков в упор на теряющего сознание человека и продолжал выстраивать частоколы слов, сквозь которые было не добраться до говорящего: