Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

На пятый день бесплодных поисков он послал мощный разрушительный импульс по адресу квартиры Андрея Долина, где тотчас произошел пожар в результате короткого замыкания в электропроводке. Ухоженная квартира вспыхнула как свечка и выгорела вся. Прибывший пожарный расчёт, присвоив повышенный номер сложности очередному пожару в многоквартирном многоэтажном доме, был бессилен спасти хоть что-нибудь. А в докладе наблюдателя говорились странные вещи. Похоже, в квартире на момент возгорания не оставалось никаких ценных для хозяина предметов, прежде всего, столь любимых им цветов. Круглосуточное наблюдение за квартирой велось с первых часов исчезновения «Испытуемого А». Наблюдатели, сменявшие друг друга, в один голос подтверждали, что никто квартиру не посещал и даже не подходил к двери. То же было зафиксировано камерами видеонаблюдения. Опять же, чертовщина какая-то. Не сами же собой из запертой пустой квартиры сбежали оранжерея, папки с документами и фотоальбомы! Хотя могло быть и такое, что огонь оказался столь силён, что просто-напросто всё обратил в пепел. Этой мыслью Беллерман себя и успокаивал, однако напряжение день ото дня только росло. Одновременно с исчезновением Долиных пропал некто Роман Попов, которого вела команда Целебровского по другому делу. На всякий случай Беллерман запросил это дело под предлогом подготовки оказания помощи группе Целебровского и возможной связи между двумя исчезновениями. Просмотрев первые страницы дела, профессор с изумлением обнаружил, что фигурант был когда-то связан с Машей Калашниковой. Ну и сволочь же Целебровский, если знал это!

Нервничал профессор и ещё по одному поводу. Несмотря на способности, гигантский арсенал, позволявший, как он до сих пор считал, держать в полном подчинении и под полным контролем свои ключевые фигуры, две из них прямо у него под носом вели втайне от него грязные делишки, мелкий бизнес, и сейчас криминальный душок этого бизнеса мог бросить серьёзную тень на всю выращенную в ходе долгого эксперимента команду. А всё из-за какого-то Шмулевича, кого его подопечные включили в коммерческую цепочку в качестве одного из ключевых звеньев, и оказавшегося подозреваемым в тёмном убийстве. Подробностей дела Беллерман пока не знал, но, наведя кой-какие справки, связал убийство с делами группы Целебровского по археологическим поискам на территории России и Северного Казахстана. Шеф спецподразделения № 13-а в дела спецподразделения № 13-б не вникал без нужды, зная о них в общих чертах. Знал, что и за семейством Долина стоят предметы, интересующие «спецов» Целебровского, главное дело которого – системы управления массовым сознанием и психотронное оружие. Кстати, когда-то именно с его подачи в своё время и возник в качестве испытуемого Долин. Но в точности, что за предметы, у кого конкретно они находятся и находятся ли точно, профессор не ведал.

На шестой день бесплодных поисков и пятый – бессонного бдения Владислав Янович, в конце концов, понял, что схватку проиграл. Тратить силы и средства на продолжение боя с тенями долее бессмысленно. Наметив линию отступления в предстоящем докладе, дал команду «отбой». Целебровский ещё какое-то время трепыхался, но вскоре вынужден был последовать примеру коллеги. Все многочисленные шестерёнки отлаженного механизма 13-го судорожно легли в реверс, и, наконец, машина сыска стала, замерев в ожидании новых распоряжений. До полуночи с докладами к Беллерману и Смирнову приходили агенты, и когда отзвучал последний рапорт о проведённой работе и её неутешительных результатах, Смирнов направился к профессору с итоговым резюме. Войдя к шефу, он застал его в странно весёлом расположении духа, какого никак не ждал увидеть, учитывая обстоятельства. Стоя у окна и наблюдая за перемещавшимися под окнами корпуса суетливыми фигурами с благодушной улыбкой, тот обратился со словами:

– Ну что ж, мой верный зам, кажется, мы слегка обгадились?

– Да уж, – булькнул Смирнов, сжимая папку с отчётом.

– Что там у вас? – протянул к папке руку профессор. – Не иначе абсолютно бессмысленный отчёт?

– Так точно, Владислав Янович, – ещё глуше сказал зам.

– Vita brevis, magna est veritas et praevalebit [109] , – нараспев произнес Беллерман и с усмешкой добавил:

– Не странно ли: все существенные процессы в этой стране управляются из кабинета в сумасшедшем доме, а которые отсюда не управляются, выглядят как самые безумные?

– Я, видите ли, – пыхтя, начал тучный Смирнов, – не знаю, как вам ответить. Дело, по-моему, в том, что весь мир представляет собой один большой сумасшедший дом. Мы в нём что-то вроде санитаров. Но когда особо буйные сбегают, тогда…

– Бросьте, – усталым тоном оборвал Беллерман. – Никто никогда не может точно определить грань между безумием и нормальностью. От века к веку она перемещается. То в одну, то в другую сторону. Мы выполняем санитарную функцию, это во все времена кто-нибудь делал. А уж как мы с этой функцией справляемся, разговор другой. Владеющие мерилом судят об этом и ставят перед нами конкретные задачи.

– Мне кажется, – неуверенно заурчал Смирнов, у которого вдруг забегали поросячьи глазки, – вы просто устали. Оно и понятно, такое перенапряжение сил, и всё впустую. И отпуск отложили…

Профессор, широко улыбнувшись, ответил:

– Знаю. В случае признания моего провала это кресло надеетесь занять? А что! Не учёный, простой офицер будет чётко исполнять приказы. Никакой творческой инициативы. Ведомство, возможно, предпочтет вас мне. Моя последняя инициатива оказалась неудачной. А у нас, как вы знаете, неудач не прощают. Так что не надо фальшивого сочувствия, дорогой будущий генерал. Только зря вы рассчитываете, что учёный не окажется бойцом и стратегом. Я найду возможность потопить всякого, кто при мне живом метит на мои владения.

Беллерман продолжал лучиться ядовитой улыбкой, поблескивая стёклами очков на собеседника, тот от слова к слову съёживался и съёживался, будто его массивное рыхлое тело уменьшается шагреневой кожей, а глазки бегали с предмета на предмет всё суетливее.

– Да я, Владислав Янович, и в мыслях не имею, – забормотал Смирнов. – Разве не ясно, что вот уже сколько лет мы, можно сказать, плечом к плечу, и никогда… Наоборот, я всегда обеспечивал вам самый надёжный тыл. Ведь так? Что же вы так меня, право слово?..

– Не обижайтесь, – добродушно, но с каплей яда в голосе ответил профессор. – Рано или поздно все мы становимся соперниками. Это естественно. «Плечом к плечу», конечно, красиво сказано. Но ответьте, любезный служака, а против кого, собственно, и за какую такую идею мы вот с вами плечом к плечу сражаемся?

Смирнов испуганно икнул. Вопрос был явно с подвохом. Ответь он искренне, всегда можно прицепиться к ответу, что бы ни сказал. А, прицепившись, посадить «на крючок». При удобном раскладе откровенностью можно воспользоваться, и вот тогда ни о какой карьере речи нет! А ответь он как положено, профессор в два счёта уличит его во лжи, и опять же «зацепит». Кажется, подставился!