Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

— Пока рано, господин рейхсфюрер.

— В чем проблема? — Голос Гиммлера стал суше.

— У Леонова план будет находиться всего четыре дня — до двадцатого августа. Объем материала значительный, а подходящих технических средств для его копирования у группы нет.

— Я понимаю, что это проблемы организационного порядка.

— Совершенно верно, — поспешил согласиться Кальтенбруннер. — Вопрос о деньгах, фотоаппарате и прочих технических мелочах мы решим в ближайшие час-два. С курьером определимся к исходу дня, этим уже вплотную занимаются. Остается последний и главный вопрос — самолет.

— Я распоряжусь, чтобы тебе выделили машину из моей спецэскадрильи. Уже через час пилоты будут готовы к вылету по твоему приказу.

— Благодарю вас, рейхсфюрер.

— Удачи, Эрнст! Жду доклада, — закончил разговор Гиммлер и положил трубку.

В кабинете на какое-то время стало так тихо, что отчетливо послышалось урчание в желудке Курека. Бедняга пошел красными пятнами и, пряча глаза, силился справиться с некстати нагрянувшим «сосисочным бунтом». Кальтенбруннер холодным, немигающим взглядом уткнулся в его нервно дергающийся кадык и заговорил рублеными фразами:

— Ты все слышал, Вальтер?

— Так точно, мой обергруппенфюрер! — ответил тот и поспешно кивнул.

— Есть еще вопросы или проблемы?

— Никак нет, мой обергруппенфюрер! Остальное я решу сам.

— Прекрасно, Вальтер! Курьер надежный?

— Готовим двоих на всякий случай — для подстраховки. Оба кандидата проверены и не вызывают сомнений.

— Что ж, желаю успеха! Вы свободны.

Возвратившись к себе, Курек вместе с Бакхаузом принялся набрасывать ответ «Иосифу»:

«Все вами затребованное заказано в Берлине. Мы в высшей степени заинтересованы в успешном завершении планов».

После того как радиограмма была отправлена, они вплотную занялись подготовкой курьера. При такой мощной поддержке сверху все вопросы решались с молниеносной быстротой. На аэродроме Темпельхофф уже стоял заправленный под самую завязку «Хейнкель-3» из личной эскадрильи Гиммлера.

В сейфе Курека поблескивал новенький — последнее слово в шпионской технике — крохотный фотоаппарат с великолепной цейсовской оптикой, а к нему десяток пленок, уже заправленных в миниатюрные, хорошо защищенные кассеты. Подобные штучки позволяли даже новичку в шпионском деле в относительно неблагоприятных условиях получить приличные для дальнейшей работы снимки. Что же касается пленки, то она предполагала почти фантастическое качество печати на специальной фотобумаге в закрытой лаборатории РСХА. В общем, механики, оптики и химики рейха не зря потрудились, создавая свой шедевр.

На роль курьера подобрали выпускника Кенигсбергской школы разведчиков-диверсантов, а ранее младшего командира Красной Армии Ивана Бородавко. В отличие от большинства «восточных» агентов, этот оказался на редкость смышленым и особых забот у своих немецких хозяев не вызывал.

Рано утром шестнадцатого июля Курек смело доложил шефу о готовности к выполнению операции и получил от него «добро».

В Москву тут же была отправлена срочная радиограмма:

«В ночь с 16 на 17 июля в районе Егорьевска высадится наш курьер Иван Бородавко. На нем будет форма старшего лейтенанта-пехотинца. Он доставит вам фотоаппарат, чек на 25 тысяч долларов и 10 тысяч фунтов стерлингов наличными. Встречайте его так же, как и Гальфе, в 13.30 у киоска».

Как и следовало ожидать, 17 июля 1944 года стало последним днем на свободе предателя Ивана Бородавко. Ровно в тринадцать тридцать с пунктуальностью, которой мог бы позавидовать истинный ариец, он был арестован контрразведчиками СМЕРШ. Но ни Курмис, ни Курек, ни сам Кальтенбруннер об этом не догадывались. Лучшая агентурная группа «Цеппелина» — «Иосиф» — по-прежнему оставалась вне подозрений. Двадцать первого июля ее радист сообщил в Берлин:

«Друг прибыл к киоску в 13.30. Привез все! Материалы сфотографированы. Всего 97 листов в таблицах».

В ответной радиограмме Курек не скупился на благодарности:

«Ваши действия достойны наивысшей похвалы! Желаем успеха! Заберем вас как только возможно».

На этом связь временно прервалась, о сроках отправки спецсамолета с особой группой на борту «Цеппелин» ничего не сообщал.

Эти последние июльские дни сорок четвертого года стали самыми напряженными за все время ведения радиоигры. Время словно застыло для контрразведчиков. В томительном напряжении они ждали ответного хода противника. Расчет Абакумова, Барышникова и Утехина оправдался только двадцать восьмого июля. В Берлине наконец готовы были рискнуть ради тех сведений, что добыл московский агент.

Радиограмма гласила:

«Самолет наготове. В ближайшие дни заберем».

А потом — опять тишина. Подошел к концу горячий июль, наступил не менее жаркий август, а в Берлине по непонятным причинам все тянули с отправкой самолета. На Лубянке занервничали — чересчур долгая пауза не способствовала успеху операции; чтобы гитлеровцы зашевелились, надо было что-то предпринимать. Бомбардировать «Цеппелин» радиограммами не имело смысла: советские контрразведчики прекрасно понимали, что окончательное решение по отправке самолета будут принимать не Курек с Курмисом, а, как минимум, Кальтенбруннер или, скорее всего, сам Гиммлер. Требовался всего лишь один, безусловно, нестандартный и рискованный ход, который подтолкнул бы врага к решительному шагу. Но цена этого шага была настолько высока, что без решения Абакумова ни Утехин, ни Барышников не решались принять ответственность на себя, и поэтому, дождавшись, когда начальник освободится, они отправились к нему.

Абакумов сидел за столом, из-за горы наваленных папок его едва было видно. На стук двери он устало поднял голову и, увидев в руках у Барышникова пухлые тома материалов по операции, невесело произнес:

— Владимир Яковлевич, вы с Георгием сговорились меня в бумагах похоронить?

— Извините, Виктор Семенович, может, мы позже зайдем? — стушевался тот и сделал шаг назад.

— Ну, раз пришли, не выгонять же вас, — остановил его Абакумов и распорядился: — Присаживайтесь поближе.

Барышников и Утехин, заняв места за приставным столом, переглянулись, не зная, кому начинать доклад. Тогда Абакумов спросил сам:

— Что нового по «Загадке»?

— Ни нового, ни старого, — уныло произнес Барышников.

— Так-таки ничего? — допытывался Абакумов.

— Топчемся на месте. Фашисты вроде и не отказываются прислать самолет, но дальше слов дело не идет.

— А что, нам уже нечего предложить «Цеппелину», чтобы наконец вытащить сюда команду вредителей?

— Ох, даже и не знаем, Виктор Семенович, какой-то замкнутый круг получается, — откровенно признался Утехин.