Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

В течение трех следующих дней с раннего утра и до позднего вечера территорию бывшего кирпичного завода сотрясали взрывы и бешеная стрельба. Сумасшедшая карусель вертелась без устали. Подгруппы непрерывно отрабатывали все намеченное и через каждый час переходили на новую учебную площадку. Установка взрывных устройств с последующим приведением в действие сменялась бешеной стрельбой из различных положений и различного оружия, как в одиночку, так и в составе четырех-пяти человек, затем — боевые приемы защиты и нападения с оружием и без него. Гортанные крики и хрипы, болезненные стоны от чрезмерного воздействия на суставы сменялись вздохами облегчения при переходе на новую учебную площадку, что сопровождалось коротким спасительным отдыхом, а иногда и благодатным перекуром.

Руководителям группы лишний раз не приходилось подгонять подчиненных, так как там, в тылу у красных, придется рассчитывать только на самих себя, и поэтому диверсанты тренировались до седьмого пота. Массивная печь для обжига, исклеванная пулями, уже напоминала собой морскую губку, а в целом карьер выглядел так, будто над ним не один час поработала авиация. Тем не менее, Рейхер не давал спуску ни себе, ни другим, и занятия заканчивались лишь тогда, когда над улицей повисла кромешная темнота. Под монотонный шум дождя, который, как назло, лил по вечерам не переставая второй уже день подряд, диверсанты, еле волоча ноги, по непролазной грязи возвращались на хутор и, наскоро перекусив, тут же валились спать. Только часовые продолжали бодрствовать, настороженно вслушиваясь и всматриваясь в коварную ночную тьму, ловили каждый звук, каждый шорох. Не спали в летних кухнях и баба Дуня с теткой Марией. Подрагивая от пронизывающего холода и страха, они ворочались с боку на бок под застиранными до дыр старыми половиками, заменявшими им одеяла.

Четвертая ночь на хуторе прошла относительно спокойно. Бомбардировщики красных пролетели стороной, взяв курс на станицу Славянская, и вскоре с той стороны донеслись глухие разрывы. Земля отозвалась на бомбежку глухими утробными вздохами, стены саманных хат задрожали мелкой дрожью, с потолков посыпалась известковая побелка, но затем все затихло, и уже до самого утра ничто больше не нарушало зыбкого покоя безмерно уставшей от бессмысленной жестокости человека природы.

Уже перед самым рассветом задремавших часовых подняли на ноги подозрительные шорохи и треск веток в саду. Нервы у кого-то не выдержали, и короткая автоматная очередь разорвала темноту. В ответ донесся странный визг, затем в зарослях ивняка у реки послышался слабый шелест, и вскоре снова наступила хрупкая тишина. В хатах запоздало захлопали двери. Во двор выскочили взъерошенный Рейхер, вслед за ним Петренко и остальные диверсанты. Выставив вперед стволы автоматов, они напряженно всматривались в предрассветную мглу. Обостренный опасностью слух ловил малейшие шорохи: суматошный писк разбуженных в саду птиц, жалобное блеяние напуганных стрельбою коз в сарае и тихий плач двух старух. Налетевший со стороны гор ветер, грозно прошелестев среди верхушек старых яблонь и груш, помчался дальше в степь. И опять на хуторе установился зыбкий покой. Рейхер дал команду «Отбой», и диверсанты потянулись к хатам, чтобы еще успеть прихватить кусочек спасительного сна.

Очередное военное утро на хуторе началось со стука топора во дворе и звона кастрюль на кухне. Баба Дуня и тетка Мария так и не смогли больше заснуть после ночного кошмара. Поднявшись ни свет ни заря, они принялись растапливать печь, чтобы приготовить завтрак. Пламя сердито гудело в печной трубе, жадно облизывая старый чугунный казан и под стать ему сковородки, в которых жарились отборные куски мяса. В духовке, источая приторный аромат, пеклась крупно нарезанная тыква. Привлеченные вкусными запахами, к кухне потянулись часовые. Пользуясь тем, что начальство еще спало, они успели умять лучшие куски из жаркого.

Рейхер проснулся, как всегда, ровно в половине седьмого, и вместе с ним все пришло в движение. После энергичной зарядки и сытного завтрака группа построилась в колонну и под командой Петренко быстрым маршем направилась к заводу. Позже к ним присоединился и сам Рейхер. На этот раз он не спешил начинать занятия. Неторопливо прохаживаясь по единственной дорожке, обсыпанной битым кирпичом, он с наслаждением покуривал настоящую французскую сигарету, пуская колечками сладковатый дразнящий дымок, и время от времени поглядывал на часы. Воспользовавшись паузой, диверсанты расселись у стены заводской конторы и, подставив лица набирающему силу солнцу, нежились в теплых весеннего лучах. Вся группа с завистью посматривала на лейтенанта, балующегося дорогим табаком, о котором им приходилось только мечтать, да и то во сне.

Шум мощного двигателя, донесшийся со стороны хутора, заставил людей встрепенуться, они с любопытством уставились в сторону ворот. Вскоре в них появилась тупая морда армейского грузовика. Тяжело раскачиваясь на выбоинах и ухабах, машина проехала на середину двора и остановилась. Из кабины выпрыгнул лейтенант Райхдихт и упругой походкой направился к Рейхеру. Обменявшись традиционным приветствием и крепким рукопожатием, он обернулся назад и махнул перчаткой часовым, застывшим по бортам кузова. Те спрыгнули на землю и взяли автоматы на изготовку. Вслед за ними, настороженно озираясь по сторонам, стали выбираться пленные красноармейцы. Их оказалось ровно одиннадцать, столько же, сколько и диверсантов. Сбившись в кучку, они исподлобья поглядывали на лощеных гитлеровских офицеров и таких же, как сами, русских, от которых их отделяла незримая черта предательства, та самая черта, через которую, несмотря на пытки, никто из них не преступил.

Райхдихт брезгливо поморщился, отошел в сторону — от пленных несло душком давно немытого тела и гноящихся ран — и дал команду часовым. Те, подгоняя красноармейцев прикладами автоматов, выстроили их напротив диверсантов. Лейтенант со зловещей ухмылкой осмотрел обе шеренги, поманил пальцем Петренко и что-то сказал. Тот, казалось, в первый момент потерял дар речи. От удивления его брови поползли вверх, а рот открылся. Матерому вояке, повидавшему всякого за время службы в Абвере, изощренный садизм Райхдихта показался запредельным.

Петренко нервно сглотнул и внезапно осипшим голосом стал переводить:

— Господин лейтенант говорит, — он махнул рукой в сторону пленных, — что вы все бандиты и сволочи и заслуживаете расстрела. Но скоро ваш праздник — День Красной Армии! Праздник — это прекрасно, и господин лейтенант решил вам сделать маленький подарок — подарить жизнь! Но ее надо заслужить, а для этого придется как следует постараться.