Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Спустя час после приезда Райхдихта на земле остались лежать двенадцать изуродованных тел. На этом очередная проверка агентов закончилась, и после короткого перерыва Петренко развел их по «точкам». Территорию завода снова стали сотрясать взрывы и канонада, а в перерывах слышались тяжелое надсадное дыхание и крики.

К обеду небо окончательно затянуло свинцовыми тучами, начал накрапывать мелкий дождь. Райхдихт, не задерживаясь более на полигоне, вместе с конвоем отправился на базу в Крымскую. После его отъезда Рейхер поручил Асланидзе зарыть трупы в карьере, а сам с Петренко возвратился на хутор. Там он долго и тщательно мылся в наспех построенной в углу конюшни бане, после чего приказал тетке Марии накрыть себе стол отдельно в комнате и больше из нее уже не выходил.

Петренко дождался возвращения диверсантов и вместе с ними сел за ужин. Проходил он в гробовой тишине — недавняя проверка вывернула всех наизнанку. Даже недалекому Белодеду стало очевидно, что немцы смотрят на них как на скотину, которую, когда подойдет время, можно безжалостно бросить под нож. Оживило обстановку только появление на столе трехлитровой бутыли самогона. Пили диверсанты, не зная меры, зло и без тостов. За первой бутылью последовала вторая, и ужин перетек в грандиозную пьянку.

Новый день на хуторе начался, как всегда, с зарядки, но на этот раз в группе не хватало троих. Один — Ромишвили — остался лежать под завалами в карьере кирпичного завода, а двое других — Манько и Гуцаев — со связанными руками и ногами под неусыпным присмотром охраны тряслись в подводе, выехавшей со двора и теперь катившей к хозяйству ефрейтора Шойриха. На дне подводы пластом лежал Манько и силился что-то сказать, но ничего, кроме нечленораздельного мычания, его заплетающийся язык произвести не мог. Гуцаев с опухшим лицом и красными, как у кролика, глазами, нахохлившись, будто сыч, сидел рядом с ездовым и с тоской смотрел на дорогу. Досрочное возвращение в Крымскую ничего хорошего не сулило. Вчерашняя пьянка, похоже специально организованная Петренко, добром не кончилась. Крепкий самогон развязал язык, и он не заметил, как его понесло. Досталось всем — в первую очередь пучеглазому Гитлеру, затем живодерам Райхдихту и Рейхеру. Поэтому утро для него началось не с огуречного рассола, а с зуботычины: рассвирепевший лейтенант не захотел слушать никаких объяснений и присоединил его к Манько…

Отрывистые команды, доносившиеся со двора, еще долго сопровождали двух штрафников. Это сердито покрикивал на диверсантов, вяло делавших зарядку, Петренко, но как только на них падал холодный взгляд Рейхера, они моментально оживали, силясь изобразить из себя гераклов. Сам лейтенант, раздевшись до пояса, с явным удовольствием поигрывал колесами от телеги, заменявшими ему гири. Грудь, спина и живот от напряжения бугрились клубками тренированных мышц. Большое мускулистое тело излучало энергию и силу. Многократный чемпион довоенного Берлина по борьбе джиу-джитсу, участник показательной программы Олимпийских игр 1936 года, один из немногих, кто смог одолеть основателя джиу-джитсу и дзюдо в рейхе легендарного Эриха Рана, Рейхер и сегодня находился в блестящей форме.

Закончилась зарядка тем, чем всегда. Диверсанты по одному прошли через «болевую мельницу» лейтенанта. На этот раз им досталось больше, чем обычно. Рейхер не скупился на жестокие броски с изощренными болевыми и оглушающими ударами руками и ногами, которые настигали противников из самых невероятных положений. Диверсанты в отчаянии старались увернуться от молниеносных движений этой немецкой мышечной машины, чтобы нанести хоть какой-то удар по натренированному телу. Только это могло спасти от полного поражения. Рейхер всегда поощрял тех, кто хотя бы вскользь доставал его. Ни одному из группы еще ни разу не удалось ощутимо «приложить» лейтенанта, но, будучи настоящим мастером борьбы, впитавшим самурайские традиции своих наставников, он всегда снисходительно поощрял любые, пусть даже и самые безнадежные попытки. Сегодня же подопечные Рейхера летали по двору, будто мешки с опилками. Двор оглашали крики и сдавленные стоны, жертвы долго корячились, держась за места, куда был нанесен мощный удар, а самые неудачливые, не выдержав болевого шока, стекали к ногам «германского Зигфрида». Достойное сопротивление оказывал лишь один гигант Асланидзе. Упорная позиционная борьба продолжалась несколько минут. Диверсант, пользуясь своей фантастической силой, попытался провести несколько приемов, но они провалились в пустоту — Рейхер, умело маневрируя, пропустил атаки противника мимо себя, прибегая к хитроумным подсечкам и заставляя противника чертить носом землю. Он не добивал Асланидзе, все более и более распаляя в нем азарт и злость. Напряжение нарастало. В какой-то момент во время очередной атаки Асланидзе лейтенант нанес ему молниеносный удар сапогом по голени, затем чуть проскользнул вбок и вперед и ткнул здоровяка большим пальцем руки в горло, а когда противник рефлекторно вскинул руки чуть вверх, почти моментально поймал его на болевой захват. Диверсант вскрикнул и, не в силах совладать с нестепимой болью, повалился вниз к ногам Рейхера. Тот не стал дожимать, а, лишь обозначив короткий удар по шее, отпустил его.

Возвращение группы гитлеровских диверсантов после выполнения задания в тылу Красной Армии. Часть диверсантов одета в советскую форму

Когда Асланидзе поднялся, он снисходительно похлопал его по плечу, посмотрел на диверсантов и с усмешкой сказал:

— Тем, кто еще не протрезвел, ведро воды из колодца! После этого всем завтракать!

— Яволь, герр лейтенант, — без энтузиазма отозвался Асланидзе, потирая ноющую руку, и, чуть прихрамывая, направился к колодцу. Вслед за ним уныло потянулись и остальные.

Рейхер и Петренко прошли в хату, переоделись и сели за стол, но так и не успели позавтракать — за окнами послышался гул мотора. Они вышли на крыльцо. Во двор въехал «опель» Штайна, из него вышел ефрейтор Бокк и направился к ним. Как выяснилось, командир «Абвергруппы 102» пару часов назад вызывал его к себе. Причина оказалась более чем серьезная. Во время допроса русского «языка» в тайной полевой полиции удалось получить ценные сведения, которые могли существенно облегчить проведение диверсионной операции в Туапсе. «Язык», захваченный накануне армейскими разведчиками из четвертой горной дивизии, вовсе не был важной штабной шишкой — так, всего лишь ванька-взводный. Тем не менее, несколько недель назад он командовал взводом в батальоне охраны, несшем караульную службу в Туапсе.