Владимир Дягилев - Медсанбат-0013

— Хабибуло тувалет бы навести. Он судно просить стеснятца, а в беспамятстве не совладал».

Настенька сама поняла, что произошло, но поблагодарила Якова Федоровича глазами и негромко позвала санитара.

Санитар Мельник в нечистом халате, висевшем на нем мешковато, приблизился расслабленной походкой, и Настенька заметила, как он измотался за эти трое суток.

— Помогите, — сказала она, стараясь не показать своего сочувствия санитару.

Галина Михайловна внушала: «Жалости никогда не проявляй. Она ослабляет и унижает человека».

Мельник поморщился, не скрывая отвращения к предстоящему делу, но не отказался, а стал помогать сестре.

— Заодно протрите его спиртом, — посоветовала Галина Михайловна, сидящая к ним спиной у изголовья танкиста.

Настенька не первый раз в душе восхитилась своим доктором, её способностью «видеть спиной», чувствовать, что происходит в палатке, и тотчас реагировать на все.

— Пить... пить... Вода надо... — попросил Хабибуло, когда вся процедура была закончена и он, переодетый в чистое бельё, снова лежал на спине.

Настенька смочила водой из поильника два марлевых тампона. Одним обтерла лицо и губы больного, другой подала ему.

Хабибуло неодобрительно прицокнул языком, но тампон взял и принялся сосать его, как ириску.

— Сходите в аптеку, — попросила Галина Михайловна. — Что-то система переливания не очень работает. Или пусть заменят, или эту наладят.

Мельник поспешил выполнить распоряжение. Настенька заметила, что он охотно выполняет распоряжения, связанные с уходом из палатки. Это была его маленькая хитрость: на улице он мог подышать чистым воздухом, перекурить по дороге, перекинутся словечком с товарищами.

Санитар быстро вернулся, уныло доложил:

— Они складываются. Санбат сниматься надумал.

— В армии «надумал» нет, а есть приказ, — поправила Галина Михайловна невозмутимым тоном, словно ей уже был известен приказ о передислокации.

— А как же мы? — не удержалась Настенька. Галина Михайловна подошла, положила ей руку на плечо:

— Мы не можем бросить раненых. Значит, кому-то их передадим и тоже поедем.

Они продолжали свое дело. К ним заглядывали капитан Чернышев, замполит, комбат. Они о чем-то уславливались с Галиной Михайловной, отзывая её для переговоров в тамбур.

Краешком глаза Настенька видела, как грузятся машины, свертываются палатки других взводов, краешком уха слышала, как заводят моторы, успокаиваются голоса, уезжают товарищи.

Им дали еще одного санитара, по фамилии Чернобай, — высокого, с длинными, чуть ли не до колен руками. Настенька обратила внимание на то, что он явился с автоматом, деловито поставил его в угол палатки, спросил как ни в чем не бывало, как спрашивают о знакомой работе:

— Чего робыти?

— Получите термос с горячей пищей, хлеб и воду, — поручила Галина Михайловна.

Новенький кивнул и не спеша направился к выходу.

— Мельник, — позвала Галина Михайловна. — Помогите.

Мельник выскочил из палатки раньше новенького.

Новенький ухмыльнулся, давая понять, что он мог бы обойтись и без помощников, и буркнул безразлично:

— Нехай.

«Нехай», — про себя повторила Настенька и с этого момента так и стала называть новенького санитара — Нехай.

Еще раз пришел комбат, вызвал Галину Михайловну в тамбур. Настенька услышала слово:

— Рискнем.

— Этих троих готовить к эвакуации, — распорядилась Галина Михайловна, возвращаясь в палатку.

Началась обычная в таких случаях спешка. Отправляемым делали уколы, давали противошоковую, проверяли пульс, повязки, поили на дорожку, доставали дополнительные одеяла, укрывали и утепляли, чтобы их не продуло дорогой.

Когда вернулись санитары, раненые были уже подготовлены к эвакуации, оставалось переложить их на носилки и погрузить в подошедшую «полуторку».

Когда они были погружены, выяснилось, что подъедет ППГ и никого никуда эвакуировать не надо.

Через пять минут, раненых начали вносить в палатку.

— Кажуть, оставить. Нехай, — объяснил новенький.

Ушла последняя машина. Гудение её долго держалось в наступившей тишине.

На какое-то мгновение Настенька ощутила страх. Столько было шуму, голосов, ходьбы, движения вокруг, и вдруг пусто и тихо. И только они — восемь раненых и четверо их, медиков.

Раздумывать не было времени. Неотправленных нужно было вновь принять, уложить поудобнее, укрыть, успокоить. Оказалось, при всех этих перекладываниях у одного с пневмотораксом разошлись швы. Он начал дышать с присвистыванием, и его пришлось срочно перевязывать и поднимать повыше. Подушек не хватило, под спину ему подложили мешок с бинтами.

А потом танкисту стало плохо, и около него провозились больше часа.

Когда он успокоился, Галина Михайловна сказала:

— Мельник, кормите раненых. Настенька, помоги.

Помощь её состояла в том, что она кормила с ложечки и одновременно показывала санитарам, как следует это делать.

— Вода надо... вода, — запротестовал Хабибуло.

— Да нельзя же, — увещевал его Яков Федорович. — Ты ж, поди, привык. В твоих, поди, местах с водой не шибко.

— Собака и та пьет, — взвился Хабибуло.

— Ну что вы? Успокойтесь, — вмешалась Галина Михайловна, подходя к Хабибуло. — Скоро будет полегче... А сейчас напьетесь и помрете. Вы ж умный парень, понимать должны.

Хабибуло заскрипел зубами и с остервенением принялся сосать очередную смоченную водой салфетку.

Наступил момент относительной тишины и покоя. Все по очереди сумели поесть, попить теплого чаю из термоса. Санитары вышли перекурить. И Настенька вышла подышать свежим воздухом.

И тут ей снова бросилась в глаза необычная обстановка. Тихий лес. Шорох листвы. Попискивание какой-то пичужки в ветвях. И никого кругом. Только вытоптанные площадки на месте бывших палаток. Кусок бинта на дереве. Зубчатые следы машин.

— Настенька, — послышалось из палатки.

Танкисту снова стало плохо. Он лежал, закинув голову. Рубашка поднята к подбородку. Галина Михайловна давила обеими руками на левую половину его груди.

— Быстро сердечные, — произнесла она, не оборачиваясь и не повышая голоса.

Настеньку поразили её спокойствие и выдержка. «Это ж надо уметь сказать так, чтобы не поднять панику, не растревожить других тяжелых».

Настенька сделала укол танкисту и тут заметила капельки пота на лбу Галины Михайловны. Сначала она подумала, что это от волнения, — ведь танкист был неподвижен, без пульса. Но врач продолжала массаж, значит, верила, что еще можно заставить сердце биться, оживить человека.

— Мабуть, я? — раздался густой голос. Галина Михайловна согласилась.

— Только посмотрите, как нужно массировать.