Владимир Дягилев - Медсанбат-0013

— А санитарами-то вы работали?

— Никак нет, — по-солдатски дружно ответили санитары.

— После завтрака начнем учиться.

Как и предполагал Сафронов, санитары почти ничего не умели. Самый старший из них, Лепик, еще мог кое-как шины накладывать.

— Мне, стал быть, приходилось. Я, стал быть, нашего лейтенанта еще под Смоленском вытаскивал. Доску, стал быть, к ноге присобачил, а то она болталась, как тряпичная, стал быть.

— Но теперь вы не просто санитары, — объяснял Сафронов. — Не в роте и не в батальоне. Вы теперь санитары медсанбата и должны многое знать. При случае заменить сестер, а то и фельдшера.

Он оглядел настороженно притихших солдат, спросил напрямик:

— Вы хоть представляете путь раненого с передовой к нам, в медсанбат? — По их лицам понял: не представляют. — Кто из вас был ранен? — Он тут же сообразил, что задал вопрос неудачно, поправился: — Кто и как попал к нам?

Они начали было отвечать все одновременно, но тотчас замолкли, вспомнив армейское правило: говорить каждому за себя.

— Ясно, — сказал Сафронов. — Каждый попал по-своему. А цепочка такая. С передовой вас выносит санитар. Могут и фельдшер и даже врач, в зависимости от обстановки, но, как правило, санитар. Вы попадаете на батальонный медицинский пункт, где вам оказывается соответствующая самая малая и самая необходимая помощь. Потом вас доставляют на полковой медицинский пункт. Там уже и уколы и шины, как следует. Там врачи... А от них к нам везут...

Сафронова прервали, вызвали на очередное совещание, и он поручил занятие сестрам. Когда он возвращался, еще издали услышал смех у своей палатки. Подошел поближе и увидел: у сосны, держась за нее руками, стоял Галкин. На голове бинт, на правой ноге шина, ремня нет, сапог нет. В другой обстановке, в боевых условиях, это было бы не смешно, а здесь, среди бела дня, в тишине, под ясным небом, это выглядело забавным. И люди смеялись. Сам Галкин тоже хохотал и в то же время подавал Сафронову тревожные знаки.

— Отлучиться надо... ох, ох... — объяснял он сквозь смех. — Да разве так можно! Ох, ох... Зверей распугаю.

Именно это обстоятельство и вызывало дружное ржание окружающих.

— Разбинтуйте, — приказал Сафронов, с трудом преодолевая в себе приступ детского веселья.

Потом санитары учились работать с носилками. И опять с шуточками, со смешком. В обед он сказал Штукину:

— Не знаю, как вам, а мне попали весёлые санитары.

— Шутка — тоже лекарство, — философски заметил Штукин. — Положительные эмоции — положительны.

Сафронов хлопнул друга по плечу и пошел к себе. Санитары учились носить без носилок. Двое складывали руки замком, третий садился на эти руки, как на стул.

— Не! Не! — кричал Галкин. — Давайте по-честному, ребята. В кино видели, как буржуев носят? Так и вы так же. — И он принял важное выражение, вздёрнул нос и надул щеки.

В перерыве Сафронов не удержался, собрал подчиненных.

— Я вот на что хочу обратить внимание. Работа нам предстоит тяжелая и невеселая... Я, конечно, не против шуток, но только чтобы вы знали: главное — быстрота и внимательность к раненым, чтобы никто не залеживался без помощи, чтобы каждый почувствовал себя у нас... — Тут он осекся, заметив насмешливый взгляд Стомы. «Она осуждает эти разговоры», — мелькнула мысль. — Главное — понимать свою задачу и относиться к делу серьезно, — поспешно закончил он.

Помедлил, встал. И все встали.

— Теперь, девушки, шины моделировать, а мы попробуем палатку свернуть и развернуть. Приходилось?

— Никак нет, — за всех ответил Трофимов.

— Срубы я ставил, — сказал Лепик. — Окопы рыл, стал быть, а палатку нет, не приходилось.

— Еще блиндажи, — вставил Галкин. — Землянки.

— А теперь вот палатка, — прервал Сафронов. — Она наш дом, она — наше рабочее место. Её необходимо разворачивать и сворачивать быстро, как можно быстрее. Чтобы медсанбат прибыл, и мы уже готовы были к приему раненых. Ясно?

Санитары работали старательно, но неумело. Лейтенант Кубышкин то и дело передергивался, будто почесывался, волновался. Как только сняли натяжение, убрали колышки и развязали верёвки, брезент повис на мачтах, и одна из них затрещала и прогнулась. Галкин тотчас нырнул внутрь. Или он подоспел поздно, или попытался вытащить мачту из гнёзда, но сооружение рухнуло, и он очутился под брезентом. Галкин тотчас закричал:

— Ничё! Ничё!

Этот крик опять рассмешил всех.

Когда он вылез, весь красный и потный, то заявил:

— Это ничё. Со мной уже бывало. Надо зад оттопыривать.

Неизвестно, как скоро удалось бы санитарам свернуть и развернуть палатку, но тут появился Петро.

— Вы чего эго заливаетесь? — обратился он к Стоме, довольный тем, что есть повод заговорить с нею.

Стома предостерегающе кивнула на капитана: дескать, имей в виду.

— Здравия желаю, — не растерялся Петро. — Разрешите помочь?

Во время ужина Сафронов жаловался Штукину:

— Как я с ними работать буду?..

— Притрутся. Получится.

Они долго ходили по лесу, вспоминали военфак, товарищей, эпизоды из той жизни. И эти воспоминания доставляли им удовольствие, успокаивали сердце.

Едва он вернулся, зашуршал брезент, показалась круглая голова Галкина.

— Товарищ капитан, отведайте грибков. Мы тута насобирали.

— Вы бы лучше сестрам.

— Не сомневайтесь. Они уже отведали.

Сафронову не спалось. Нетерпение, неясность, неудовлетворенность не покидали его. Хотелось поскорее участвовать в своем первом наступлении, но как пойдет работа при таком штате? При такой слабой подготовке? Сегодня опять говорили: «Скоро, со дня на день». «По мне так скорее бы, но для дела еще бы несколько дней на тренировку, на знакомство с людьми».

Из-за брезентовой занавески раздавался здоровый храп санитаров, шепоток сестер. Где-то вдали, должна быть у штаба, негромко переговаривались люди. Пахло сосной, грибами, нашатырем, которым с вечера сестры чистили свои гимнастёрки. И все эти запахи, тишина, покой и убаюкивали, и волновали Сафронова.

«Не на войне, а у войны. Все жду, жду, жду...»

Подняли их по тревоге. По общему шуму, по движению, тотчас заполнившему лес, по недалекому гудению машин Сафронов понял: на этот раз серьезно.

— Быстро! — крикнул он в темноту палатки, но, выскочив на воздух, убедился, что кричал напрасно: подчиненные уже стояли у выхода.

— К штабу, — приказал Сафронов и первым побежал по изученной за частые ночные «срочные» вызовы тропинке.

Он бежал и слышал за собой частое дыхание Кубышкина, а со всех сторон доносились топанье тяжелых сапог по земле и голоса, обрывки фраз, окрики, команды. Сафронов чувствовал легкое бодрящее напряжение, неведомое ему до сих пор. И топот бегущих со всех сторон люден, и их голоса, и ночная свежесть — все это тотчас развеяло остатки сна.