Владимир Дягилев - Медсанбат-0013

И тут он увидел в трех шагах от себя гвардии ефрейтора Фортунатова. Машина. Толпа. И между ними он и Фортунатов.

— А вы что?

— Слово даю... Что хотите исполню.

Ефрейтор произнес это так искренне, что опять дрогнуло сердце Сафронова.

По напряженному ожиданию людей он понял: чем-то этот ефрейтор симпатичен людям, хотя ясно, что они не одобряют его поступка. «Нужно быть строгим, твердым и решительным, но справедливым и никак не жестоким, — вспомнились ему напутственные слова начальника курса. — Будьте снисходительны к людям».

Сафронов окинул толпу быстрым взглядом, громко спросил:

— Быть может, поверим гвардии ефрейтору Фортунатову?

— Поверим, — выдохнула толпа.

— Останетесь при мне. Машина ушла.

Осмотр продолжался. Теперь они работали вместе с Пончиком.

— Медикаменты кончаются, — встревожился Сафронов.

— У меня кое-что есть в сумке, — отозвалась Пончик, К обеду уборку закончили. Каждый взвод получил просторную комнату.

А к вечеру вместо ожидаемой машины с медикаментами приехал мотоцикл с комбатом.

— С рассветом передислоцируемся, — сообщил он, доставая из планшета карту. — Вот наше новое место. Лес под деревней Линёво. Машины придут к шести ноль-ноль. Будьте готовы.

— Есть, — ответил Сафронов, — Дневальный, командиров рот ко мне.

Сафронов ехал с ощущением некоторого удовлетворения. Идея его одобрена командованием. Батальон выздоравливающих создан. Люди быстро подчинились, наладили порядок потому, что хотят этого, хотят скорее вернуться в свои части, к товарищам и друзьям. Как-никак, а двести человек он, Сафронов, сберег для соединения. И еще сохранит, наверное, не одну сотню.

Жаль, что в первой операции не был создан этот БВ, упустили не одну сотню закаленных бойцов. Ну, да в этом не его вина...

Они приехали в лес, к указанной на карте отметке. Сафронов вышел из кабины, чтобы оглядеться, и тут, буквально в двадцати метрах от дороги, увидел палатку и своего санитара Галкина.

— Товарищ гвардии!.. — воскликнул Галкин, швыряя самокрутку в кусты.

Через минуту Сафронова облепили со всех сторон — сестры, санитары, Кубышкин. Лейтенант поначалу пытался что-то доложить, но не выдержал и тоже бросился обнимать своего командира.

Сафронов был растроган встречей, однако, здороваясь со своими подчиненными, успевал поглядывать на машины: как отреагируют раненые на такой прием?

Из всех машин вышли офицеры. Со всех сторон смотрели солдаты. И никто не смеялся, но все одобрительно улыбались.

Сафронов успокоился.

— Я рад, — сказал он Кубышкину, сестрам и санитарам. — Рад, что у вас все в порядке, что вы быстро развернулись. Раньше всех. Вот теперь мне надо свою ораву устроить. Где командир или НШ?

Ему указали, и он направился к одномачтовой палатке, которую только устанавливали на дальней полянке. Сафронов доложил Лыкову-старшему о своем прибытии, и комбат сказал:

— Вон там, метрах в пятистах от штаба, есть подходящее место. Там и ройте свои землянки.

Сафронов козырнул, но в этот момент почувствовал на своем плече чью-то руку.

— Приветствую, кхе-кхе, — произнес замполит и по-отечески обнял Сафронова. — Чтоб не задерживать, кхе-кхе, идемте к вашим, и вы по дороге информируйте меня о делах. Слышал одобрительное мнение, кхе-кхе.

— Все еще впереди, — смутился Сафронов.

— Это верно, кхе-кхе, — многозначительно произнес замполит.

Сафронов не обратил внимания на эту многозначительность, а тотчас заговорил о том, что его волновало в настоящую минуту:

— С обмундированием вот плохо, с обувью. Не знаю, как получилось, но одеты по-партизански — кто во что.

— Кхе-кхе, поговорю с командованием, — пообещал замполит. — А как с настроением? С политинформацией?

— Назначил политруков. Газеты, надеюсь, будут. Замполит закашлял, почему-то замялся, но произнес одобрительно:

— Действуйте, кхе-кхе, действуйте, не отступайте. Сафронов уловил эту заминку, но опять же не придал ей значения. Не до заминок было. Предстояло разместить свое войско. С одной стороны, он был доволен: близость медсанбата снимала с него многие проблемы, главным образом хозяйственного плана. А с другой стороны — налагала ответственность. Все его действия на виду. Вот сейчас необходимо рыть землянки. Как-то встретят раненые его предложение?

Встретили нормально, без ропота, по-солдатски.

Достали топоры, пилы, лопаты. Зам по МТО Колодкин подобрел. Когда к нему пришел Сафронов, он даже позволял себе улыбнуться. Улыбнулся и Сафронов, увидел, что перед ним совсем еще молодой мужик с белыми крупными зубами.

— Только это... обмундирование это... потому что это... не комплект.

Сафронов получил то, что можно было получить.

Вся эта процедура с завхозом длилась, наверное, меньше часа, но, возвращаясь к себе, Сафронов не узнал своей территории. Тихая поляна на опушке соснового леса преобразилась, наполнилась голосами, звоном лопат, постукиванием топоров, пением пил. А главное — как из-под земли выросла двухмачтовая палатка. Из нее доносилось верещание Пончика:

— Мальчики, мальчики, не сюда.

А у входа, с видом поработавших людей, курили Галкин и Фортунатов. Заметив Сафронова, они спрятали самокрутки за спину и уставились на командира. Галкин лукаво, Фортунатов вопросительно. В уголках его губ затаилась улыбка, готовая или исчезнуть, или выплыть наружу.

— Молодцы, — одобрил Сафронов.

— Это, товарищ гвардии... — бросился объяснять Галкин. — Комбат приходют и приказывают доставить вам палатку. А мы, значит, и думаем: уж и развернем заодним. Чего уж...

— Молодцы, — повторил Сафронов и, поняв, что ему сейчас тут делать нечего, подозвал Фортунатова: — Пойдите к командирам рот, передайте приказание: пусть получат обмундирование... Хотя... я сам. Вы все равно не знаете, где и у кого получать. Галкин, — окликнул он и устремился туда, где кипели земляные работы.

— Товарищ гвардии... — поспешая за ним, произнес Галкин. — Шибко ходите... — И, не услышав ответа Сафронова, помолчал и неожиданно добавил после паузы:

— Землицей пахнет. Вот ведь как. Я её, можно сказать, перерыл прорву. Ежели сложить, так через всю Россию канава будет, а вот так не чуял, потому как в работе оно не чувствуется. А вот со стороны... — Он с наслаждением глубоко вздохнул и повторил: — Землицей пахнет.

Сафронов сдержал себя, чтобы не остановиться и не обнять своего санитара, — так он говорил искренне, от сердца, что его слова тронули и вызывали симпатию. «Для него это не просто запах. Земля для него кормилица. Он с детства с нею. Она для него как живая».

А вслух сказал:

— Сейчас проводишь людей, к капитану Колодкину. Скажешь — от меня. За обмундированием.