Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

— Ну а белье старое вам к чему? Вы же сейчас у нас новое белье и обмундирование получишь.

— За новое, оно, конечно, спасибо, товарищ начальник… А вот старенькое бельишко да новую командирскую форму домой отошлю. Девкам оно все сгодится, У меня их девять душ. Это меня прежний начальник оделил. Душевный был человек. Корки хлеба не съест, глотка воды не выпьет без меня, в том бою немцы убили. Жаль было его, как сына родного. Никогда не думал, что своими руками буду в землю закапывать. — Каменков потер кулаками покрасневшие глаза,

Миронов слушал Каменкова, глядя на него с восхищением и думал: «Вот он, наш горем и нуждой тертый русский мужик. Простой и честный человек, Много ли ему надо? На таких вот Россия держится. А из-за сукиных сынов и таким веры нет. Пришли же к нам с пополнением два подлеца... Один сберкассу ограбил, набил мешок деньгами, а другой санитаром подвязался, с убитых и раненых часы снимал и коронки золотые. К немцам думали перебежать, откупиться. Вот и приказали к пополнению приглядываться внимательнее, подозрительные мешки трясти».

— Давайте, товарищ Каменков, мойтесь и приступайте к службе. Передайте лейтенанту мое приказание: мешок пусть при вас оставит. Скажите, что майор проверил. Государственного добра не обнаружено. После бани идите в штаб, пусть лейтенант оформит вас приказом ко мне, ординарцем. Согласны?

— Я солдат, товарищ начальник. Куды назначат, я готов служить. Мы с вами на Сталинградском воевали. Я вас, как увидал, сразу признал.

Миронов отдал распоряжение Ванину к концу недели закончить укомплектование батальонов прибывшим пополнением, а сам тут же уехал в батальон.

В полк Миронова прибывает каждый день новое пополнение, доукомплектовывают подразделения молодыми, крепкими бойцами из сибиряков. В штабе полка полно работы писарям. Своих полковых не хватало, и Ванин распорядился, чтобы для подкрепления прислали по три человека из каждого батальона. Писаря заняли все столы в штабе, вытеснили всех помощников Ванина и связных. Они сидят, скрипят перьями, шуршат бумагами, переговариваются друг с другом. Тут же сидят новый ординарец командира полка Кузьма Ерофеевич Каменков и шофер Василий Сучок.

Каменков встретился с земляком из соседней деревня. В детстве они вместе мальчишками пасли лошадей у помещика. Земляк постарше Каменкова года на два-три. Он учился грамоте еще у попа, а в империалистическую войну, имея красивый и аккуратный почерк, служил писарем.

Новички-писаря из батальонов то и дело обращаются к нему за советом:

— Захар Авдеевич, а что мне с Ивановыми делать? У меня их более десятка набралось, и почти у всех то имя совпадает, то одинаковое отчество. Запутается командир, коль они в одно подразделение попадут.

Захар Авдеевич приглаживает пышные, буденновские усы, снимает очки, улыбаясь, щурится.

— А чего же тут сложного? Они какого года? Какого ВУСа?

— Они еще все безусые. На свой аршин, значит, все меряешь, Авдеевич, — улыбается старший писарь штаба полка сержант Скитов-Неминущий, прозванный за находчивость и острый язык Вездесущим.

— Да не об усах я. Специальность у них какая?

— Специальности-то у них разные. Есть стрелки, пулеметчики, бронебойщики. А вот все почти с одного года.

— Разбрасывай их по ротам, а лишние будут — с другими батальонами обменивай. С одинаковыми фамилиями этими, дружок, издревле еще канитель ведется. В России раньше целые села однофамильцев были. Да и сейчас в городе с ними путаницы хватает. В справочной и то ошибаются.

— Чудаки, будто фамилий нельзя попридумывать разных, — усмехнулся молоденький с чубчиком писарь Анашкин. — А интересно все-таки, Захар Авдеевич, кто фамилии людские выдумывал?

Захар Авдеевич снимает очки, трет лоб, лезет за кисетом и, сворачивая цигарку, закуривает. От табачного дыма усы его у верхней губы желтые, будто кто медом вымазал.

— Из рода в род фамилии вроде по наследству переходили, — говорит он. — А вот некоторые, знаю, сами помещики давали своим крепостным. Особенно разные обидные прозвища. А прозвища с годами, как родимые пятна, фамилией становились. Был у нас в деревне случай такой, мне отец рассказывал. Дал помещик одному кличку Балда. И по сей день в деревне от него потомство Балдов живет. Один из них председателем колхоза был у нас, толковый человек, орден имеет, и никуда не денешься— по фамилии Балда Порфирий Порфирьевич. В царской армии вместе служил с одним Полторабатько, а у другого — ужас, а не фамилия — Могила. Были и такие фамилии, что срам называть, особенно при женщинах.

— Чего только на свете не встречается по части фамилий, — вмешался Каменков. — У нас фининспектор в районе был Хрен.

И стали тут все вспоминать, кому какие в жизни странные фамилии довелось встретить или услышать.

— А в том полку, откель пришел, — добавил Каменков, — у меня командир мой земляк был, по фамилии Еж. А командир взвода боепитания в том же полку, по фамилии Заяц, а у него оружейные техники подобрались, ну ты скажи, чистый зверинец: Медведь, Лев и Волк. И ребята хорошие, а прозвища у всех зверячие.

Бойцы-писаря смеялись. Один из них вспомнил, что у них в сельскохозяйственном техникуме в одной группе учились Гусев, Уткин, Цыпленков и Петухов.

— И у меня, — говорит Большаков, — тоже две птичьих фамилии есть — Птица и Курица.

Сержант Скитов замечает:

— Из курицы такая же птица, как из Васи Сучка — шофер. День ездит, а месяц в ремонте.

Сучок сердито глядит в сторону Скитова.

— А мне довелось встретить целую рыбью династию, — сказал писарь с чубчиком. — В полковой школе учился, так у нас старшина был Сом, а курсанты в роте по фамилии Окунь, Плотвичкин и Щукин.

— Но теперь не то что раньше, — сказал Захар Авдеевич. — Советская власть разрешила людям всякие обидные прозвищные и паскудные фамилии на новые менять. Фамилия — она для человека много значит.

* * *

Приказ из дивизии о подготовке полка к передислокации пришел неожиданно.

Майор Миронов и батальонный комиссар Зайченко с утра уехали по вызову командира дивизии. Они получали окончательные указания, а в полку готовились к отъезду.

Вчера только намечали провести показательные занятия по управлению ротой в наступательном бою и командирские занятия по организации взаимодействия. Ванин собирался всю неделю посвятить штабной тренировке своих помощников — и вот получен, как это нередко случается в армейской жизни, приказ, навсегда похоронивший окончательно все личные и служебные планы и замыслы.

День 13 октября 1942 года начался как все рабочие, будничные дни в Генеральном штабе.

Но его начальник — генерал-полковник Василевский, всегда до подчеркнутого безразличия спокойный человек, заметно волновался. Первыми, кто заметил это, были начальники фронтовых направлений. Василевский придирчиво и детально уточнял их данные о положении фронтов за истекшие сутки. И особенно на сталинградском направлении.