Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

— Ну так порешили на том, Нина! Давай мне сына. Родишь сына — на руках буду тебя носить.

— Саша, ну какой ты, право, навязчивый! Как что захотел, вынь и положь. А к чему все это, не соображаешь. Ты посмотри, в каких мы условиях. Комнатка — не повернуться. Война. Сами живем полуголодные. А ребенку надо много. И как мы будем жить на твою зарплату, если я уйду? Ты совсем не думаешь. И твои последние систематические выпивки. Что, мне по миру ходить тогда с ребенком?

Он лежал на кровати, заложив руки под голову.

— Знаю, знаю, не отговаривайся! Ребенка ты не хочешь не потому. Хвостом тогда нельзя крутить, вот ты чего боишься.

— Саша, как тебе не стыдно? Измучил ты меня своей глупой ревностью. Нельзя же издеваться над человеком и называть это любовью. Пусть наладится жизнь, а тогда и о детях будем думать. Ты мне только клянешься все и обещаешь, а ни одного обещания не выполнил. Учиться обещал — не учишься, пить бросить — не бросаешь. И главное, эта глупая ревность!

— Не любил бы, не ревновал. Вот ты не любишь, и тебе все равно, где я и с кем. А я могу завести себе кралю, будь здоров. Мужики сейчас в цене.

— Ах, оставь меня в покое! Заводи, ходи, делай как тебе угодно.

— Ну вот-вот! Я давно чувствую, что хочешь от меня отвязаться. На фронте путалась, здесь путаешься. Тебя кобели больше устраивают, чем порядочные мужья. Все знаю, и давно знаю! Меня не проведешь.

— Ну а зачем нам жить, если я такая? Давай разойдемся по-хорошему, как люди!

— Ишь чего захотела! «Разойдемся». Меня пока устраивает. А надоест, так меня не удержишь. Уйду. Просить будешь, молить, да поздно будет.

В дверь постучались.

— Войдите!

Вошла улыбающаяся Марина Саввишна.

— А где тут мой бывший подопечный? Как поживает?

Он вскочил с постели, стал обнимать ее.

— Проходите, проходите, Марина Саввишна! Забыли вы нас совсем. Сколько раз Риту встречал, приглашал вас в гости. Сам заходил на днях, никого дома.

Он суетился, не зная, куда ее посадить.

— Присаживайтесь прямо на кровать мою. Ну, Нина, давай угощай дорогую гостью!

— Спасибо, спасибо! Я отобедала только что.

— Что же это вы в гости с обеда? Нет, нет, Марина Саввишна, я вас так не отпущу. Рюмочку, моя добрая мамаша, мы с вами выпить должны. Я и слушать ничего не хочу.

Русачева глядела на печально улыбающуюся Аленцову.

— А что это, Ниночка, на вас лица нет? Бледные. Похудели вроде.

— Да вот не слушает мужа. Горит на работе. У всех регламентирован день рабочий, а она готова ночевать в госпитале.

— Нельзя, нельзя так, дорогая! Загубите вы себя.

— Раненых много прибывает последнюю неделю. Сталинградцы. И все со сложными ранениями. Ну и вот. Врачей не хватает. Одна с мужем уехала, две в декретный пошли. Вот так и приходится, когда за двоих, а то и за троих тянуть.

— А я от Канашова, моего старого доброго друга, письмо получила.

Она с радостью достала письмо из сумки. Аленцова еще больше побледнела. Он глядел, не сводя с нее глаз.

— Эх, Марина Саввишна, — вздохнул он. — Канашов не только ваш старый друг.

Она удивленно поглядела на Аленцову, на ее мужа.

— А вы его знаете?

— Я-то нет, а вот она, — кивнул в ее сторону, — до сих пор не может забыть.

— А что? Он человек хороший, порядочный, умный. Я-то его еще до войны знала: мужчина что надо.

Аленцова то холодела, то жар охватывал ее.

— Ну ладно, я вас оставлю на минутку, — сказал он, — схожу в магазин, а вы поскучайте пока одни. — И, одевшись, вышел.

Аленцова чувствовала, что он стоит и подслушивает под дверью, обняла Марину Саввишну и зашептала ей жарко в ухо. «Ох, что вы наделали, Марина Саввишна? Он же теперь мне жизни не даст. Изведет ревностью и подозрениями». На глазах ее показались слезы. Она почувствовала, как он, крадучись, уходил от двери. «Ушел», — сказала она.

— Подвела я вас, ох как повела! Не знала, честное слово, не нарочно! Не подумайте, что плохого хотела.

Аленцова махнула рукой, вытирая слезы.

— Теперь уж все равно. Как будет, так будет. Вы тут ни при чем.

Марина Саввишна глядела на нее, чувствуя себя виноватой.

— Вот так, невзначай, принесла людям неприятность, когда и так их много в жизни у каждого. Нина Александровна, я, конечно, не знаю ваших семейных отношений, но думаю, что все обойдется хорошо. Любит вас, вот и ревнует. Женщина вы видная. И оно вполне понятно. Сам он сколько выстрадал, бедняга. Чудом к жизни вернулся. Он мне о вас все уши прожужжал. Может, это и помогло ему в его тяжелом недуге. Сколько он мне о вас рассказывал.

— Простите, не понимаю, Марина Саввишна, я такой любви. Не понимаю.

10 ноября 1942 года в селе Татьянка, что южнее Сталинграда, в штабе 57-й армии состоялось совещание. Председательствовал представитель Ставки генерал-полковник Василевский. На совещании были: член военного совета Сталинградского фронта, представитель Ставки генерал армии Жуков, командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник Еременко, командующие армиями: 57-й — генерал-майор Толбухин, 51-й — генерал-майор Труфанов, 64-й — генерал-майор Шувалов, командиры корпусов: 4-го кавалерийского — генерал-лейтенант Шапкин, 4-го мотомехкорпуса — генерал-майор Вольский и 13-го механизированного — генерал-майор Танасчишин, командиры дивизий.

На этом совещании командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник Еременко, учитывая общий план контрнаступления трех фронтов, о котором сообщал Василевский, доложил участникам замысел Сталинградской операции. Было подробно разобрано: соотношение сил по этапам боя и по дням наступления с учетом резервов противника и их возможных контрдействий и направлений главного удара, состав ударных группировок 57-й и 51-й армий, подвижные группы фронта и основные этапы их операций.

Чтобы подготовить и доложить это решение командующему фронтом, потребовалось почти полсуток непрерывной работы. Надо было теперь только оперативно проводить его в жизнь.

* * *

Вечером 16 ноября полковник Бурунов был на докладе у командующего армией. Здесь, в блиндаже командарма, находилась все его 6лжайшие помощники. Обсуждался вопрос о возможностях дальнейших активных действий армий. Силы ее были истощены до предела, неоднократные просьбы о маршевом пополнении оставались гласом вопиющего в пустыне.

В это время позвонили из штаба фронта и предупредили: «Ожидайте приказ». Все переглянулись. «О чем мог быть приказ из штаба фронта?» — подумал каждый.

Член военного совета встал взволнованный.

— Я знаю: это приказ о большом контрнаступлении!

Никому не верилось, что вот так придется вдруг наступать. Да и с чем наступать армии? Все силы на пределе. На учете каждый боец. Все молча, задумчивые и ожидающие, пошли на узел связи армии. Нервы напряжены, и тишина такая, что слышно дыхание.