Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

В приказе говорилось: «Войска Юго-Западного и Донского фронтов 19 ноября утром переходят в наступление в общем направлении на Калач».

Как по команде, присутствующие вздохнули с облегчением, глаза засветились, появились улыбки. А «Бодо» продолжал свою работу, отстукивая слова приказа.

«Войска Сталинградского фронта переходят в наступление 20 ноября в направлении Советский, далее на Калач. Задача: прорвать фронт противника, окружить и уничтожить». Присутствующие как по команде «смирно» стали, расправив плечи, пожимали от радости друг другу руки.

— Вот и пришел на нашу улицу праздник, — сказал командующий. — Дождались мы с вами, товарищи, радостных дней. А теперь за работу!

Никто не мог уснуть в ту ночь. Бурунов, выскочив из блиндажа командарма, бежал до штаба, будто кто за ним гнался. Адъютант не поспевал за комдивом, с тревогой думая: «Что же такое стряслось? Рванул, как рекордсмен к финишу». Когда прибежали в блиндаж комдива, адъютант не выдержал, спросил с испугом:

— Что случилось, товарищ полковник?

Бурунов обнял его и расцеловал, обнял Саранцева.

— Стряслось, стряслось, товарищи, великое чудо! Фронты Дона и Волги переходят в наступление. Мы с вами тоже будем наступать.

Окончательно день начала наступления фронта стал известен генералу Кипоренко за двое суток.

Вернувшись от командующего фронтом Ватутина, он вызвал к себе Геворкяна.

— Ну так, Михаил Андреевич. Через два дня в прорыв. С тебя лезгинка и бутылка коньяку за то, что первым узнал эту весть.

Худощавый, подтянутый Геворкян блеснул воронеными, умными глазами. Черные, сросшиеся на переносице брови поднялись вверх, будто размахнулись крылья птицы.

— Да за такую новость, Иван Кузьмич, бочку лучшего нашего ереванского мало. Жаль, Армения далеко. А бутылку обеспечу.

— Хочу посоветоваться с тобой, — сказал Кипоренко, раскладывая карту. — Как думаешь, если мы нашу армейскую операцию с командным составом проиграем на картах?

— Само собой, Иван Кузьмич, — пожал он плечами. — Всегда так делали. Подготовим макет на ящике с песком. И…

— Ты подожди, подожди, не торопись! Всегда, да не всегда. Я задумал провести проигрыш по-новому. На местности и на ящике с песком одновременно.

— На местности, — задумался Геворкян. — Можно и на местности. Все в наших силах. Прикажите — сделаем.

— Понимаешь, это будет поучительнее и нагляднее. Каждого командира можно легко перевести от макета к стереотрубе, на реальную местность и проверить, как он понимает свою задачу, решения его будут для всех зримыми. Увидят они своими глазами и направления наступления, и рубежи, которые необходимо достигнуть согласно приказу. Главное для этого проигрыша — установить, как понимают взаимодействие наши командиры соединений. Посмотрим, как будут вводить в бой вторые эшелоны, как думают использовать артиллерию в глубине обороны. А в таком ответственном наступлении — это первостепенные факты для нашей глубокой, таранящей операции.

— Очень правильно, товарищ генерал! Хорошо задумали.

— Поддерживаешь, значит? Тогда слушай, что надо делать. На высоте 217.4. Вот, — показал он карандашом, — где наш вспомогательный пункт. Завтра к рассвету подготовить полевой кабинет для занятий с макетом местности и обстановкой. Неподалеку от макета иметь достаточное количество щелей с легкими перекрытиями. На всякий случай. Налет или воздушный наблюдатель появится. От макета метрах в пятидесяти. Вот тут, где овражки, расставить стереотрубы. Ну и само собой, полная маскировка, скрытность и тайна. Командиров вызовем особым распоряжением, врасплох. Никто, кроме нас с тобой и члена военного совета, об этом не должен знать.

— А представителям штаба фронта будем докладывать?

— Само собой разумеется. Набросай план, и доложим.

Вошел член военного совета полковой комиссар Поморцев, поздоровался. Он совсем недавно был назначен в армию. Пошла вторая неделя, а он пропадал большую часть времени в частях и соединениях, знакомясь с командирами, политработниками и политотделами. В первый же день приезда в армию он оговорил себе такое право у Кипоренко. «Без знания людей и войск, их настроений я тебе не помощь, а обуза», — сказал он. Кипоренко согласился с ним. Без его организаторской работы в политотделах и партийной направленности трудно было рассчитывать на успехи войск в такой ответственной операции, которую предстояло провести армии.

— Как идет знакомство? — спросил Кипоренко. — Успешно?

— Где как. Со всеми перезнакомился. С кем и подружился, а с кем и поругаться пришлось. В дивизии Маринина был. Только что оттуда! Так все у них идет хорошо, подготовку к наступлению закончили, народ по-боевому настроен. А вот политработников некоторых пришлось подстегнуть. Самоуспокоенностью повеяло, Чего, мол, нам агитации разводить, все без того рвутся в бой. Приказа только ждут. Противника недооценивают. Румынские войска — это не немцы. А перебежчики приходят, они не используют их в интересах контрпропаганды.

— В общем, как говорит, шапками закидаем, ногами потопчем, — бросил Геворкян. — А не учитывают того, что немцы больше двух месяцев оборону эту создавали. И румыны сменили их — тоже не сидели сложа руки.

— Самое опасное на войне — предполагать, что враг глупее тебя, — сказал Кипоренко, — Мы тут с Михаилом Андреевичем, Константин Васильевич, посоветовались и решили с командным составом проигрыш операции провести. План Геворкян разработает и познакомит тебя. Как твое мнение?

— Думаю, это только на пользу нашему большому делу. Убедимся своими глазами, как командиры действовать станут. Не мешало бы и комиссарам их кой о чем послушать.

— Давай, я не против. Больше ответственности друг за друга и единства в бою будет, — поддержал Кипоренко.

* * *

Ранним утром на южных скатах высот на наблюдательном пункте собрался высший командный состав армии. Представители штаба фронта, ознакомленные с планом предстоящего проигрыша операции, пытались доказывать, что все это ни к чему, мотивировали свои соображения и излишней потерей времени, а дел еще у войск-де немало, и что все это небезопасно, противник может накрыть огнем, и даже тем, что в других армиях такие проигрыши не проводятся, а достаточно сделать это на картах и ящике с песком.

Но Кипоренко настоял, взяв всю ответственность на себя. Под раскинутыми маскировочными сетями, трепетавшими от порывов холодного ветра, начала работу «полевая армейская академия». Воздух по утрам родниково-прозрачен. С высоты как на ладони видны прячущиеся в лощинах населенные пункты, отдельные долинки, горбы высот до дымчато-голубого горизонта. Кипоренко стоит вполоборота к своим позициям, чтобы видеть большинство присутствующих.