Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

Поморцев задал им один вопрос через переводчика:

— Неужели вы надеялись, серьезно говоря, победить наш народ и его армию?

— Оба румынские генерала переглянулись, будто школьники: кому отвечать первому?

— Румыны ненавидят Гитлера, — ответил Попеску. — Наша армия не хотела воевать с русскими.

Канашов не стал дальше допрашивать. Штаб был разгромлен, и пленные генералы едва ли могли сообщить что-то новое. Поэтому, не теряя времени, он тут же приказал накормить пленных и отправить в штаб армии, а сам доложил о результатах боя за Перелазовский Кипоренко. Командующий остался доволен.

— Действуй так же дерзко, Михаил Алексеевич! Если так будете воевать — быть вам гвардейцами. Поворачивай своих стальных коней, держи путь на солнце. Булок, кренделей нам хватит. Послезавтра тебя ждем с Калачом.

— Понял вас, товарищ генерал! Постараемся. Он отошел от трубки помолодевший, с сияющим лицом. Поморцев уловил его хорошее настроение. Подошел и спросил:

— Ты не будешь сердиться на меня, Михаил Алексеевич?

— Смотря за что.

— У нас в армии медицинские подвижные армейские группы созданы. Так в твой корпус я рекомендовал Аленцову. Не знаю, правда, согласится ли? А ты сам как думаешь?

Лицо Канашова сразу помрачнело, в глазах появилась грустная задумчивость.

— Не могу решать за нее. Как решит сама, так и будет. С вами-то она охотнее советуется. А мне ей и позвонить некуда.

Поморцев обнял его за плечи, заглянул в глаза.

— Ну ты брось, Михаил Алексеевич! Чего уж на нее сердиться. А впрочем, ты, пожалуй, прав. Пусть сама решает.

Генерал-полковник Паулюс третьи сутки не смыкал глаз.

Сегодня, 22 ноября, он в шесть часов вечера передал в штаб группы армий «Б» личное донесение на имя барона фон Вейхса.

«Армия окружена. Стоит ли за счет значительного ослабления северного участка организовывать оборону на узкой полосе рубежа: Карповка, Мариновка. Голубинский — сомнительно. Дон замерз, по льду переправляться можно. Запасы горючего скоро кончатся. Танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на шесть дней. Командование армии предполагает удерживать оставшиеся в его распоряжении пространство от Сталинграда до Дона и принимает необходимые меры. Паулюс».

Вейхсу доложили донесение командующего 6-й армией. Он нервно отодвинул шторку на оперативной карте, висящей на стене.

«Армия окружена, — думал он, внимательно просматривая карту. — Это неверно. Точней, она блокирована. И это должно заставить командующего серьезно подумать о том, как ликвидировать угрозу окружения».

Вейхс вызвал к себе начальника штаба — Шульца, поделился с ним тревожными мыслями о положении 6-й армии и, главное, по его мнению, о паническом настроении самого командующего.

— Возможно, господин генерал-полковник, — сказал Шульц, — на Паулюса подействовала строгая телеграмма фюрера по поводу смены им без разрешения командного пункта и переезда в Нижне-Чирскую? Смею напомнить вам, что фюрер приказал вчера штабу Шестой армии направиться в Сталинград, армии занять круговую оборону и ждать его дальнейших указаний.

Вейхс хорошо понимал, что Гитлер давно уже фактически, не считаясь с обстановкой, командовал армией Паулюса через головы всех штабов и командующих, в том числе и его.

— Кстати, господин генерал-полковник, только что штаб Шестой армии получил приказ фюрера именовать занимаемый армией район «Сталинградская крепость».

«Если вся эта затея с Шестой армией и Сталинградом удастся — Гитлер небывало упрочит свою славу полководца и государственного деятеля. А если нет, боюсь, на наши головы и всех его ближайших помощников свалится тяжкий груз его ошибок. Несомненно, это подорвет наш прежний престиж в глазах союзников», — думал Вейхс.

Телеграммы и распоряжения от Гитлера шли бесконечным потоком. Они дублировали подчас одна другую или отменяли предыдущие. Кому-то эти распоряжения угрожали, на других давили, третьим категорически приказывали — и все они требовали одного: держаться и обещали помощь.

Ранним утром следующего дня пришла очередная радиограмма, в которую больше всех верил сам автор, питал еще надежды Вейхс, в какой-то мере надеялся и Паулюс, но меньше всех верили солдаты. Она гласила: «6-я армия частично и временно окружена русскими. Я решил сосредоточить армию в районе северная окраина Сталинграда, Котлубань, высота с отметкой 137,0, высота с отметкой 136,0. Мариновка, Дыбенко, южная окраина Сталинграда. Армия может поверить мне, что я сделаю все от меня зависящее для ее снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю храбрую 6-ю армию и ее командующего и уверен, что она выполнит свой долг. Адольф Гитлер».

Вейхс, узнав о радиограмме фюрера, распорядился через Шмидта: «Мой приказ о выходе из окружения 6-й армии передавать не следует».

Ознакомившись с радиограммой Гитлера, Паулюс долго раздумывал, поглядывая на откровенно насмешливое выражение лица своего начальника штаба. «Он всегда при случае подчеркивает, что у меня недостаточно силы воли и мягкий характер. Ничего, я ему докажу, на что способна моя воля». В тот же вечер на стол Шмидту был положен приказ.

«За последнее время русские неоднократно пытались вступить в переговоры с нашей армией и с командирами подчиненных ей частей. Их цель вполне ясна — путем обещаний в ходе переговоров о сдаче надломить нашу волю к сопротивлению. Мы все знаем, что грозит нам, если армия прекратит сопротивление: большинство из нас ждет верная смерть либо от вражеской пули, либо от голода и страданий в позорном сибирском плену. Но одно совершенно точно: кто сдастся в плен, тот никогда больше не увидит своих близких. У нас есть только один выход: бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холода и голод.

Поэтому всякие попытки вести переговоры следует отклонять, оставлять без ответа и парламентеров прогонять огнем. В остальном мы будем и в дальнейшем твердо надеяться на избавление, которое находится уже по пути к нам. Главнокомандующий Паулюс».

Так была упущена последняя возможность хотя бы отдельным частям армии Паулюса выйти из окружения, и они с этого момента были обречены на гибель от огня, голода или, в лучшем случае, на пленение.

Генерал Мильдер торопился. Времени до начала решительных действий оставалось очень мало, а его танковая дивизия должна была пройти за ночь около ста километров, выйти к Перелазовскому и, соединившись с 1-й румынской танковой дивизией, нанести контрудар по прорвавшимся русским подвижным группам, отбросив их на север. Задача предстояла нелегкая. Но Мильдер дорожил тем последним доверием, которое оказал ему сам командующий группой армий барон фон Вейхс. В разговоре с ним Вейхс подчеркнул два момента: «Я отдаю под ваше командование, господин генерал, мой самый сильный резерв — свежую танковую дивизию. Русские подвижные группы, надо полагать, будут стремиться нанести удар в тыл 6-й армии Паулюса или 4-й армии Гота. Они хотят помочь обреченной, доживающей последние часы своего существования армии Чуйкова и отвлечь наши сражающиеся войска в Сталинграде. Этого вы, генерал, не должны допустить. Я полагаюсь на ваш полководческий талант, на богатейший опыт войны с русскими. И, между нами говоря, я не очень верю в боеспособность наших союзников. Они не умеют воевать. Эти несчастные кукурузники не могли продержаться даже суток на позициях, которые мы строили и укрепляли все лето и осень. — Вейхс поправил пенсне и ткнул указкой в висевшую на стене карту. — Это — предатели. Они поставили под угрозу успех, которого мы добились почти за пять месяцев упорных боев, стоивших жизни сотен тысяч лучших солдат отборных наших дивизий. Я докладывал лично фюреру мои соображения по атому поводу. Он разговаривал с маршалом Антонеску. Я уверен, что командующий 3-й румынской армией дорого расплатится за все это. Правда, генерал Дмитреску заверил Антонеску и меня, что он исправит положение. Он уже бросил против русских танковую дивизию. Но я не могу полагаться на этих горе-вояк и поэтому поручаю вам возглавить ударный танковый кулак и разгромить подвижную группу русских».