Оуэн Дэмпси - Белая роза, Черный лес [litres]

Январь был теплее, чем ожидали, и снег, покрывавший машину, почти стаял.

Когда Франка вернулась с дровами, Джон усердно разрабатывал ноги и появился почти сразу.

– Через несколько дней попробуем снять гипс. Худшее уже позади, – сказала она.

– Благодаря вам.

Франка втянула сани прямо в дом. Джон пытался помочь с разгрузкой, но она, как всегда, попросила его сесть и стала перебирать ветки – самые сухие складывала в корзину у очага.

Двадцать первое января. Через четыре дня кончатся шесть недель, в течение которых Джон должен носить гипс. Он уйдет, и больше они не увидятся. Их пути пересеклись лишь на короткое время.

Джон все-таки подошел и стал помогать. В камине потрескивал оранжевый огонь. Приближался вечер.

– А чем вы займетесь, когда я уйду?

– Не знаю… наверное, начну искать работу. – Франка продолжала перебирать ветки. – Медсестры всегда нужны, особенно в военное время.

– Медсестры с таким прошлым?

– Да, будет нелегко.

– Вам никогда не хотелось уехать?

– Откуда – из Шварцвальда? Я и уехала, я ведь жила в Мюнхене.

– Нет, из Германии. Вы не думали уехать из Германии?

Франка отложила толстую ветку.

– Куда мне ехать? Кроме Германии, я ничего не знаю. А если даже и было бы куда ехать – как туда добираться?

– Я через несколько дней ухожу. Вы могли бы отправиться со мной.

– Куда, в Филадельфию?

– Хорошо бы. Я-то домой не сразу поеду, зато переведу вас через границу. Начнете новую жизнь. Люди вашей профессии везде нужны. Найдете работу, будете в безопасности.

– Переход через швейцарскую границу – не тот случай, когда вы протягиваете паспорт, и вам желают приятного отдыха. Граница закрыта. Мы можем и не перейти.

– Да. Но что вас держит здесь?

– Странный вопрос. Это мой дом.

Джон с трудом поднялся и, чертыхаясь про себя, двинулся за Франкой в кухню. Она опустилась на колени у плиты и опять занялась дровами. Джон примостился на стул.

– Вы хотя бы подумайте.

– Что мне делать в стране, где у меня никого и ничего нет?

– У вас будет свобода. Начнете с чистого листа.

– В Швейцарии?

– Если хотите. Или в Америке. Я помогу вам получить визу.

– Гражданке Германии дадут визу во время войны?

– У меня есть влиятельные друзья. Если уж мой отец не сделает, то начальство сделает наверняка.

Сумерки за окном сменила темнота. Франка поднялась зажечь лампу.

– Вы очень храбрый человек. Чего вы боитесь?

– Никогда не была в Америке. Вы – единственный американец, которого я знаю.

– Да, должен вас предупредить: не все американцы такие потрясающие, как я.

– И все такие самонадеянные? Вы уверены, что перейдете границу, хотя едва ходите.

– Ноги у меня в порядке; сами сказали, что быстро заживают. Теперь, когда у меня есть пленка, я не могу просто сидеть и ждать. Нужно передать ее в консульство в Швейцарии.

– Вас просто смешно слушать. Вы еще не можете ходить!

Джон встал.

– Я вам сейчас покажу. Я не просто ходить могу. Идемте.

Он зажал костыли под мышкой и протянул Франке руку.

– Что вы делаете?

– Пойдем, пойдем.

Франка сняла перчатки, однако протянутой руки не приняла. Джон пожал плечами и повел девушку в гостиную. Там он включил приемник. Передавали новости на английском.

– Да в чем дело?

– Дайте пару секунд. – Джон принялся крутить настройку. – Вечно вы торопитесь.

Он отыскал музыку.

– Я не просто могу ходить.

С грохотом отбросив костыли, он протянул к ней руки.

– Фройляйн, позвольте вас пригласить?

– Это просто смешно. И опасно.

Франка дала ему руки. Она вдруг вспомнила, что на ней старая шерстяная кофта. Джон привлек ее к себе, одной рукой обнимая за талию. Лица их были совсем близко.

– Раньше я очень даже неплохо танцевал.

Он раскачивался под музыку, с трудом сохраняя равновесие. Тело еще плохо его слушалось; не держись он за Франку, наверное, не смог бы устоять.

– Вижу-вижу! – Она рассмеялась. – Такие изящные па.

– Называется «бычок-хромоног».

Джон был на полголовы выше Франки. Больше они не разговаривали, но лица у них светились. Музыка смолкла, и девушка отстранилась от партнера.

– Ну вот, вечеринка кончилась?

И тут они услышали: к дому подъехала машина.

У Франки упало сердце.

– Машина! – прошептала она. – Быстро в тайник.

Она подобрала костыли, протянула Джону. Он, не говоря ни слова, поспешил в спальню. Закрыл за собой дверь, положил костыли, поднял доски.

Мотор снаружи замолчал. Фары потухли. Хлопнула дверца.

Джон улегся в подпол. Рюкзак и форма люфтваффе уже были здесь. Он задвинул доски на место и оказался во тьме.

Услышав стук в дверь, Франка чуть помедлила, огляделась. Чашка Джона у камина, книга – ничего подозрительного. Они тщательно за этим следили. Все его вещи – в подполе. Франка глубоко вздохнула и пошла открывать. В дом ворвался вой ветра. Беркель был один.

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер, – отозвалась Франка. Заметив, что у нее дрожат руки, она поскорее сунула их в карманы.

– Пригласишь меня в дом? – спросил он, снимая шарф.

– Конечно, герр Беркель. Прошу вас.

Он вдвинулся внутрь, вытер ноги. Снял шинель и протянул, не глядя, Франке, хотя стоял прямо перед вешалкой. Он был в гестаповской форме; грудь украшали медали за отличную службу рейху.

Франка повесила шинель. Даниэль уже вошел в гостиную и оглядывался по сторонам.

– Удивительно, – он покачал головой. – Сколько лет прошло – восемь? Дом совсем не изменился… только фотографии со стен куда-то делись.

– Наверное, восемь.

– Столько воспоминаний. – Даниэль снял фуражку.

– Да, точно, – еле выдавила Франка.

Он пошел за ней в кухню и стоял в дверях.

– Я очень удивился, когда узнал, что ты здесь. Ты ведь меня уверяла, что еще до Рождества вернешься в Мюнхен.

Франка поставила на плиту чайник, достала из буфета чашки.

– Планы изменились. Снега много нападало, не удалось вывести машину. Решила побыть здесь еще.

– Машина, как я видел, не в снегу. И дороги уже несколько дней в порядке.

Франка повернулась к нему, буквально чувствуя, как его глаза пронизывают ее насквозь.

– Да, давно пора. Что-то я обленилась.

Джон лежал, стараясь едва дышать, и прижимал руку к груди, чтобы унять сердцебиение. Кажется, в кухне разговаривали, однако он не мог разобрать почти ни слова. Он пошарил рукой в поисках пистолета; она не сразу наткнулась на холодный металл.

– Здесь, наверное, скучно, – заметил Даниэль. – А ты всегда была общительная.

– После смерти отца мне хотелось побыть одной. Здесь самое подходящее место.

Несколько секунд он молча смотрел, как Франка разливает кипяток. Над чашками вился пар.

– Спасибо, Франка. Мы можем посидеть в гостиной? Нужно многое обсудить.