Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Сузившиеся глаза танкового комбата сверлили унтер-офицера. В них, несмотря на внешнее добродушие, угадывалась злость, а может, кое-что похуже. Он потерял в бою близкого друга. Кто помешает ему расстрелять пленных? Унтер-офицер беспокойно заёрзал на табуретке и торопливо заговорил:

— Какая бодрость может быть у окруженных? Солдаты сутками находятся на морозе, все истощены, простужены. Скорее бы всё кончилось.

— Не боитесь, что мы доберёмся до Германии?

— Боимся. И, в первую очередь, за свои семьи. Даже в вас угадывается ненависть, а простые солдаты будут мстить без пощады.

— Ты хотел по-другому? Вы полтора года убивали налево и направо, а теперь забеспокоились.

— Карательными акциями занимались эсэсовцы, — возразил унтер.

Григорий Калугин молча положил на стол несколько фотографий. Унтер-офицер и несколько солдат, улыбаясь, стояли возле подбитой «тридцатьчетвёрки». Перед ними лежали тела троих танкистов.

— Ваша работа? — раздувая седоватые усы, спросил Калугин.

— Я артиллерист, и мне приходилось стрелять по танкам, — выдавил унтер-офицер.

— А кто добил этих ребят?

Полученная затрещина по затылку заставила унтер-офицера втянуть голову в плечи.

— Улыбки у вас поганые, — не слишком выбирал выражения капитан Калугин. — Жаль, что не подавили вас всех этой ночью.

Повисло молчание. Савелий Голиков сопел, перебирая фотографии.

— Ладно, уведите этого героя, — прервал молчание Шестаков.

— Их держать негде, — сказал Голиков. — А ребята устали.

— После боя никого расстреливать не будем, — обронил Шестаков. — Черняк, возьми пяток пленных покрепче, пусть поработают. Родиона Соломина и других ребят к вечеру похороним со всеми почестями.

— Пять мало, — отозвался старшина. — Надо человек семь. И унтер пусть киркой поработает.

— Бери сколько надо, — отмахнулся Шестаков. — Каких ребят потеряли! У Родиона Соломина лучший экипаж в батальоне был, четыре немецких «панцера» на счету и фрицев с полсотни. По возвращении из рейда в комбаты его прочили, но не дожил.

Для братской могилы выбрали воронку от тяжёлого снаряда. Немцы, несмотря на усталость, долбили мёрзлую землю старательно. Через час, присев отдохнуть, унтер-офицер осторожно поинтересовался у старшины:

— Зачем такая глубокая яма? Погибли всего четверо ваших солдат.

— А вас куда ложить? — отозвался подвыпивший старшина. — Пятнадцать фрицев — места много надо. Себе выкопаете яму потом для наших ребят.

— Комбат обещал оставить нас в живых, — занервничал один из пленных.

— А вдруг передумает?

Взводный Савелий Голиков, проходя мимо, обратил внимание на шум и беспокойные выкрики. Выслушав испуганных немцев, важно объявил:

— Никто вас не тронет. А ты, Черняк, шуткуй, но знай меру.

Старшина хотел огрызнуться, но промолчал. Лейтенанта Голикова назначили командиром второй роты, и спорить с ним не приходилось.

Через двое суток пришло подкрепление. Две латаные «тридцатьчетвёрки», два лёгких танка Т-70, отделение десантников и несколько сапёров. На студебеккере подвезли снаряды и продовольствие. Сопровождавший небольшую колонну старший лейтенант из оперативного отдела штаба, поздоровавшись, спросил Шестакова:

— Где твои «коробочки»? Что-то не видно.

— В обороне стоят. Восемь километров степи охраняем. А тебя в помощь прислали?

— Без меня обойдётесь. Получайте подкрепление и новое задание. Надоело, наверное, на одном месте топтаться?

— А ты не устал задницу на штабном стуле протирать? — поддел его Шестаков. — Танковой ротой командовал, воевал, а теперь бумажки с места на место перекладываешь.

— Переманили в штаб, «капитана» обещали, а затем на батальон поставить. Вот и клюнул.

Старший лейтенант, простой по характеру парень, не успел нахвататься характерного для штабных офицеров самодовольства и снисходительного отношения к полевым командирам. Протянул Шестакову противогазную сумку, в которой звякали бутылки.

— Это тебе подарок лично от командира бригады. Коньяк, яблоки и сушёная дыня.

— Откуда такое добро?

— Делегация из Узбекистана приезжала. Привет от братской республики: рис для плова в мешках привезли, баранину, ну и прочее. Твоим тоже пару замороженных туш привёз, канистру вина, изюм.

— Спасибо. Зато танки штопаные-перештопан-ные. Они хоть стреляют?

— Обижаете, товарищ комбат, — козырнул рыжий лейтенант и представился — Командир взвода лейтенант Будник. «Тридцатьчетвёрки» прошли капитальный ремонт, а Т-70 вообще новьё, только что с конвейера.

— А ты с какого конвейера к нам прибыл?

— Из полевого госпиталя в Ахтубинске.

— Значит, успел повоевать?

— Так точно, товарищ комбат. Командовал «тридцатьчетвёркой», а сейчас временно взвод возглавляю.

— Рыжие вообще-то хитрые, — заявил молодой командир роты Савелий Голиков. — В бою посмотрим.

— Ладно, потом разберёмся, куда людей определить, — сказал Шестаков. — Пошли, штабной герой, обговорим, что к чему.

Четыре танка, десантников и сапёров прислали не просто так. Шестаков получил приказ уничтожить склад горюче-смазочных материалов, расположенный в небольшой лесной балке, километрах в двадцати пяти к юго-западу.

— В немецком тылу, — уточнил место на карте Шестаков. — Там фрицы пешком ходят, чую, что предстоит прорываться через укрепления. По-тихому вряд ли получится. Что известно об охране склада?

— По данным разведки, склад прикрывают пара 37-миллиметровых зениток, счетверённая 20-миллиметровка, ну и пулемёты.

— Противотанковых орудий твоя разведка не разглядела?

— Не разглядела, — сказал представитель штаба. — Но я думаю, что в такой близости от линии фронта пару тройку пушек они где-нибудь поблизости замаскировали.

— Я тоже так думаю. Склад крупный?

— Судя по охране, немаленький. На кадрах аэрофотосъёмки видны две цистерны тонн по тридцать, ну и множество бочек двухсотлитровых. Бензин, солярка, смазочные масла. Если грамотно запалить, хороший «коктейль Молотова» получится.

— Как бы нас первыми не запалили, — покачал головой Шестаков. — У меня батальон лишь на бумаге. Всего девять танков.

— И я четыре пригнал.

— Будет тринадцать. Из них четыре танкетки Т-70, их зенитки ещё на подходе раздолбают.

— Пускай вперёд «тридцатьчетвёрки».

— Грамотный ты, сразу видно, что штабной. Вот и возглавил бы операцию.

Старший лейтенант отвинтил пробку своей фляжки.

— Заметь, Андрей. Приехал к тебе в гости, танки пригнал, харчами обеспечил, да ещё коньяком из личных запасов угощать собираюсь. Цени!

— Ценю, — подвигая кружки, ответил Шестаков. — Надо Гришу Калугина позвать, а то обидится, усы надует. Он коньяк уважает.