Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

— Ничего, — зажимая рану, отозвался эсэсовец. — Пленных мы развесим на стволах, а девок используем по назначению.

Настя Вересова, развернув ствол орудия и накручивая рукоятку вертикальной наводки, выкрикнула:

— Сейчас нажрётесь! Это вам за Петю Бельченко.

Снаряд весом шесть килограммов пронёсся над головами обоих эсэсовцев со скоростью 820 метров в секунду. Спрессованный как резина воздух переломил динамическим ударом шейные позвонки рослому эсэсовцу голову вывернуло набок.

Второго штурмовика оглушило. Он ворочался в снегу нашаривая автомат.

— Сучка! Думаешь, ребят Гиммлера так легко взять.

Заряжающий из пожилых бойцов, спешивший к орудию с тяжёлым снарядным ящиком, сделал несколько шагов в сторону. Ствол автомата смотрел ему в грудь.

— Не балуй! — поднимая ящик весом шестьдесят килограммов, крикнул заряжающий. — Брось ружьё!

Ударила очередь, и одновременно на голову и руки эсэсовца обрушился тяжёлый ящик. Вскрикивая от боли в сломанных кистях, немец кое-как столкнул ящик, но подняться на ноги ему не удалось.

— Дядю Никиту убили! — ахнула девушка-связистка и ударила прикладом в лицо немца в массивной каске с «молниями» войск СС и распластанным орлом.

Она молотила врага прикладом, забыв, что из винтовки стреляют, а рядом ворочался пробитый автоматной очередью пожилой подносчик боеприпасов. Связистку прошил очередью в живот подбежавший эсэсовец.

— Жалко, не успел попользоваться, — пробормотал он. — Зато теперь наверняка «ивана» не родишь.

Командир орудия выстрелил в него из карабина, но ответная очередь тяжело ранила сержанта. Они лежали в нескольких шагах друг от друга — сержант из города Камышина и эсэсовец из Саксонии. Оба умирали, но в последние минуты жизни пытались дотянуться до своего оружия.

Несмотря на отчаянное сопротивление, эсэсовцы продвигались вперёд, расстреливая расчёты зениток. Они расчищали путь для сапёров, которые подорвут зарядами тротила тяжёлые орудия.

Из низины выкатились бронеавтомобиль «Магирус» игрузовик с сапёрами. Эсэсовцы двигались напролом, непрерывно стреляя из автоматов и бросая гранаты. Один из них ударил прикладом девушку-связистку и, отобрав у неё пистолет, пригрозил:

— Лежи тихо, если хочешь жить. Ты нам ещё пригодишься.

Но в бою многое может измениться в считанные минуты. Сорокатрёхлетний командир батареи Антюфеев, хвативший год гражданской войны и воевавший полтора года в Отечественную, собрал возле себя с десяток бойцов и девушек-связисток.

Он заметил, что хорошо экипированные эсэсовцы зарвались и ломятся, не глядя по сторонам, уверенные в своём успехе. Тем более, на помощь идёт бронеавтомобиль с автоматической пушкой и вездеход с сапёрами.

— Настя, бей по машинам, — крикнул он. — Остальные — беглый огонь по сволочам.

Сержант Настя Вересова успела послать два снаряда. Она не зря считалась лучшей наводчицей во взводе. Второй снаряд взорвался под передним колесом пятитонного броневика с полукруглым удлинённым капотом и башней с 20-миллиметровой пушкой. Это была скоростная трёхосная машина, которая вела на ходу огонь из пушки и пулемёта.

Взрыв разворотил радиатор, переломил ось и выбил колесо. Броневик уткнулся носом в снег, дымил пробитый осколками двигатель.

— Получил, сучонок! Заряжающий, не спи!

Но ефрейтор-заряжающий, обняв снаряд, не спал. Пули сорвали продырявленную каску, вокруг головы расплывалась на утоптанном снегу лужа крови.

Последним, что увидела девятнадцатилетняя зенитчица Настя Вересова, был автоматный ствол, направленный на неё. Рука машинально потянулась к кобуре с подаренным Петей Бельченко вальтером, но автоматные вспышки ударили под горло, перехватив дыхание.

Огонь из карабинов и трофейных автоматов, который вели Николай Антюфеев и его бойцы, свалил в снег ещё двух-трёх эсэсовцев. Атака приостановилась. Отступая, штурмовики пытались взорвать зенитки гранатами. Осколки разбивали приборы наведения, гибли зенитчики, но существенного вреда тяжёлым орудиям принести не могли.

Первый взвод отстоял свои орудия, но из тридцати пяти бойцов остались в живых немногим более десятка человек. В их числе был Николай Филиппович Антюфеев, три девушки-связистки и мой земляк, житель Сталинграда Виктор Часовской, подносчик снарядов. Пятнадцатого ноября ему исполнилось семнадцать лет.

В армию Виктора призвали спустя две недели, не обратив внимания на возраст. Вроде как добровольцем, хотя согласия парня никто не спрашивал. Может, ошиблись в военкомате, заполняя данные, а может, посчитали, что семнадцати лет достаточно, чтобы встать на защиту Родины. Такое было тяжёлое время — решалась судьба страны.

Второму зенитному взводу повезло меньше. Орудийным огнём зенитчики повредили грузовик, уничтожили несколько атакующих. Лейтенант Богаури продолжал стрелять, будучи раненым. Но взвод обложили со всех сторон. Пулемётные и автоматные очереди не давали поднять голову. Штурмовая группа, приблизившись на полста метров, забрасывала траншею и капониры гранатами.

Сержант-зенитчик с руганью доставал из ящика «лимонки» ибросал их в атакующих. Унтер-офицер, пытавшийся поднять своих солдат для последнего удара, упал на снег, пробитый осколками.

Помощник лейтенанта, молодой красноармеец, израсходовав все обоймы к винтовке, бросился со штыком наперевес на немецкого сапёра. Автоматная очередь прошила его насквозь, вырвав на спине клочья шинели.

Девушка-связистка плакала и растерянно спрашивала у лейтенанта:

— Неужели мы все погибнем? Мне всего восемнадцать лет, а у мамы больше никого нет.

— Прорвёмся, — сжав челюсти, бормотал Арчил Богаури и передёргивал затвор карабина.

Затем подозвал сержанта и приказал ему:

— Рядом с орудием лежат в ящике снаряды. Брось туда две гранаты, мы не имеем права оставлять фашистам пушки.

— Не знаю, как орудие, но сам я точно подорвусь, — угрюмо отозвался сержант.

Богаури ничего не ответил, загоняя в казённик карабина последнюю обойму. Сержант, пригибаясь, добежал до капонира и бросил обе гранаты. Сдетонировали несколько снарядов, перекосив ствол орудия.

Сержанта оглушило и отбросило взрывной волной в глубокий снег. Контуженный, со сломанной кистью руки, он стал свидетелем последних минут боя.

— Эй, грузин! — кричали на русском языке. — Хватит дурить, сдавайся. И себя, и своих девок спасёшь.

Арчил Богаури отложил пустой карабин, достал из кобуры наган. С ним оставались двое девушек-связисток и раненый артиллерист. Взведя курок нагана, лейтенант сказал:

— Девчата, я живым не сдамся. Вы поступайте, как сами решите. Вам ещё детей рожать… но не пощадят вас немцы. У Волги целую фашистскую армию добивают, озверели они…