Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

— Как вы думаете, Густав, стоило ее выпустить из города? Возможно, мы совершили ошибку, вам не кажется?

— Ни в коем случае, — немедленно отреагировал Лиден. — Немеж должен быть прочно заперт до вашего особого распоряжения. Мои люди действовали в соответствии с полученными инструкциями.

«Ишь, как вскинулся, — поджал губы обер-фюрер. — Боится, что потянут к ответу, если дело пойдет наперекосяк? Впрочем, все одинаковы: я на его месте тоже так же оправдывался, переходя в атаку и ссылаясь на приказ. Ладно, сделанного не повернуть назад».

— Не насторожит ли гибель этой девки нашего подопечного? — приложив к носу платок, глухо спросил обер-фюрер. — Вот что меня беспокоит, а девку чего жалеть? Жалко затраченных усилий.

Начальник полиции безопасности, сидевший в кресле напротив стола Бергера, подобрал под себя длинные ноги в узких сапогах и покосился на стоявшего у окна Бютцова — Густав Лиден не любил, чтобы кто-нибудь находился у него за спиной, но штурмбанфюреру не прикажешь уйти в другой угол кабинета. Приходится терпеть и время от времени оглядываться. Глупо, конечно, но что с собой поделать?

— Пока он спокоен, — сцепив пальцы рук и глядя на свои наручные часы, ответил начальник полиции. Секундная стрелка бежала по темному циферблату, а часовая и минутная показывали, что время близится к утру: половина четвертого. За окнами уже приметно сереет, и скоро наступит новый день.

— Ему нельзя доверять, — заметил от окна Бютцов. — Он способен выкинуть совершенно неожиданные штучки, к тому же очень метко и быстро стреляет. Надеюсь, вы предупредили об этом своих сотрудников?

— Да, — кивнул Лиден. — Но мы, посоветовавшись с обер-фюрером, — почтительный наклон головы в сторону стола Бергера, — отказались от выставления за русским наружного наблюдения.

— Он уйдет, — мрачно сказал Бютцов.

— Когда я разрешу, — бледно улыбнулся Бергер. — Абвер прислал по нашему запросу фото Тараканова, сделанные в сороковом году. Мы их размножили и раздали постам наблюдения, устроенным по всему городу, благо, он не велик. Теперь наш общий знакомый постоянно попадает в поле зрения того или иного поста, скрытого от посторонних глаз; а мы знаем места его появления. Вот так. И напротив парикмахерской этой девки тоже устроили пост, где дежурил Канихен. Кстати, Конрад, посты — ваша идея.

Бютцов благодарно поклонился. Умеет все-таки старый Отто поддержать. Хитер и видит на десяток ходов вперед, но все равно он не знает, как опасен русский и сколько не рассказывай ему об этом, не сможет понять, пока сам не нахлебается дерьма, как пришлось нахлебаться ему, Конраду фон Бютцову, в сороковом году в Польше. Дай-то бог, чтобы пронырливость русского разведчика оказалась бесполезной и бессильной против опыта и хватки обер-фюрера. Ведь место пристанища русского, известного им под фамилией Тараканов, — до сей поры не удалось установить — он появляется и исчезает, как чертих из коробки фокусника на ярмарке.

— Русский умело избегает встреч с патрулями, облав и проверок документов, — продолжал Ладен, оторвавшись от созерцания секундной стрелки. Он устал, ему хотелось спать, а впереди тяжелый день, полный хлопот: кто бы только знал, сколько их у начальника СС и полиции безопасности. А еще пришлось выезжать на место происшествия и самому все осмотреть, чтобы быть готовым ответить на любые вопросы обер-фюрера. К сожалению, привезенная из комендатуры ищейка никуда не привела. И жалко, что девку не взяли живой, весьма жалко. Интересно бы с ней побеседовать.

— Где он был? — имея в виду русского разведчика, поинтересовался Бергер, откладывая в сторону очки.

— На станции. Поболтался я ушел. Потом заходил на биржу труда, но ни о ком справок не наводил. Это точно выяснено.

— Связи убитой известны? — отходя от окна к немалому облегчению Густава Лидена и садясь в кресло, задал вопрос Бютцов.

— Работаем, — уныло опустил углы губ начальник полиции безопасности. — Работаем на аэродроме, в городе. Не мне вам объяснять, господа, что такое парикмахерша, — сотни контактов, почти половина города и вся аэродромная обслуга. Стоит добавить и часть летчиков. Многие связи были известны ранее, когда она только попала в поле нашего зрения, вернее, когда мы ее логически вычислили и не тронули при ликвидации подполья, но это же не все. Работы много, сотрудники и так на пределе.

— Я понимаю, — сочувственно согласился обер-фюрер. — Однако надо спешить, но с осмотрительностью, чтобы не вспугнуть их раньше времени. Фройлян из операции вывели?

— Да, — ответил Конрад. — Я полагаю ее перебросить в другой район.

— Зачем? — удивленно поднял брови Бергер. — Ликвидировать немедленно. Националисты не такая уж ценность. Пусть этим сегодня же займется Канихен, именно под предлогом отправки ее в другой район. Нельзя допустить малейшей утечки информации, а по сему фройлян Анна должна навсегда исчезнуть. Да, вот еще что: я по-прежнему с нетерпением жду, когда мне доложат, что найден второй русский, сорвавшийся с крючка у наружников, а все молчат. Уж не заговор ли это?

Он тихо посмеялся собственной шутке, но глаза, слезившиеся от насморка, оставались серьезными. Действительно, где второй? Если Тараканов мелькает в городе, то о втором ни слуху ни духу, как говорят русские. Где он, что делает, кто такой — нет ответа. А надо бы все знать и о втором, чтобы вовремя прижать и его, заставив плясать под свою дудку, не дать чужой разведке развернуть здесь свою партитуру для исполнения только им известных пассажей. Где гарантии, что они не страхуют друг друга, что пока эта бестия Тараканов маячит на глазах, готовясь в любой момент откланяться по-английски — не прощаясь, другой русский разведчик решает свою задачу, оставаясь вне поля зрения.

Таких гарантий нет и никто их дать не может, а Конрад и начальник полиции потупили глаза, медлят с ответом на прямо поставленный вопрос. До сего времени не обнаружили второго, не сумели отыскать его в этом вшивом городишке?

— Не нашли, — промокая платком слезящиеся глаза, констатировал обер-фюрер. — Плохо, господа, весьма плохо.

— Не исключено, что после стычки с наружниками он сумел нелегально покинуть город, — вскинул подбородок фон Бютцов.

«Бравирует, упрямец, — покосился на него Бергер. — Но в присутствии Лидена не стоит осаживать, наступать мальчишке на самолюбие. В нашем деле, как в натаскивании собаки: иногда надо дать ей разорвать ту тряпку, которой дразнишь, чтобы воспитать чувство уверенности в себе и обязательности победы. Вот только сколько раз еще придется отдавать тряпку? Нельзя же это делать бесконечно. У мальчика зреют в голове недурные замыслы, он прилично разрабатывает планы операций, достойно начинает их проводить в жизнь, но потом пасует, столкнувшись с чужой, более изощренной хитростью, не желающей укладываться в отведенные ей рамки. Впрочем, подобной болезнью страдают многие, а предусмотреть абсолютно все ходы противника не способен ни один профессионал. Тут важно не растеряться, быстро и правильно реагировать, не упускать из своих рук общее направление развития событий и гнать врага к известной цели, а варианты, возникающие попутно, иногда можно отбросить, чтобы не забивать голову лишней информацией. Главное — конечный результат!»