Василий Соколов - Крушение

Но заботы Митяя, видно, вовсе не волновали быка, и он так же с непокорной ленивостью плелся, опустив крутую шею и небрежно пошевеливая одним ухом.

Ехать еще далеко. Если вон с горизонта заполнившая полнеба туча настигнет, то и сено вымочит, и сам он, Митяй, промокнет до последней нитки. Уже густой завесой провис аж до самой земли, смещаясь и все надвигаясь, крупный обложной дождь. Уже первые капли ударили Митяю в лицо, потом зашуршали по сухому сену.

— Чертов тягач, как ни погонял, а в дождь ввез. — И Митяй в сердцах огрел кнутовищем по намокшей спине быка.

Враз померкло. Сделалось черно: черная земля слилась с черными тучами. И косой, бивший внахлест дождь тоже казался черным.

Ни по сторонам, ни впереди ничего не мог разглядеть Митяй. И не заметил он, как сбоку кто–то залез к нему на дроги с сеном.

— Погода, леший ее побери! — услышал Митяи и повернулся на голос.

Человек, кутаясь с головой в брезент, продолжал клясть погоду.

— -Когда ждали — не шел, а теперь приспичило, картошку копать зачали, а тут полил, окаянный. Зарядит надолго, будь он неладен, так еще и свеклу сгноим. То хоть сахар на трудодень получали, а тогда что?

— Чего уж там, вон как взялся, аж в штанах мокро, поддакнул Митяй, ругнув себя в душе крепким словом, что не прихватил какой–нибудь дранины накрыться от дождя.

Вот туда бы этот божий дар, к немцу, и пусть бы лил, чтоб завяз, гад, со своими машинами да и не вылез.

И то верно, — встрял Митяй, — дороги у нас того… В такую слякоть где сел, там и слезешь. Не велика машина–то — дроги, а тоже не всегда проедешь. Погоняй да поглядывай.

Бык, тот в преимуществах: завязнет на все четыре, все четыре по одной и вытянет. А машине каково? Тут уж погоняй, не погоняй… — ответил Митяю голос с хрипотцой.

«Кажись, Игнат, — подумалось Митяю, — ровно бы свата при дождях–то встретил».

Бык, натужно чавкая копытами, втягивал дроги на невидимый косогор.

— Куда прешь, холера забери, ровно дорогу забыл! Спохватясь, Митяй саданул сдвоенными вожжами, да и не попал: только — вжик! — раздалось в воздухе.

Дроги накренило, и они поползли вкось. Что–то хрястнуло — не то колесо, не то передок.

— Черт ты безрукий! На быка орешь, а сам куда смотришь?

Пошел ты к хренам, — еле выговорил от натуги Митяй, силясь удержать вожжи. Но их потянуло куда–то в темноту, и следом за ними изо всех жил вытягивался Митяи. Не удержавшись, Митяй свалился в грязь. Вожжи ушли в темноту…

— Куда ты, сват! — наконец опознав Митяя, крикнул Игнат.

— Сваток, держи меня… Хоть за чуб! — простонал из–под дрог Митяй.

— Не зашибся? — спрашивал испуганно Игнат, шаря руками у колес.

— Да не, тут я, — жалобно тянул Митяй, проверяя, все ли в нем самом цело.

Игнат уже нащупал Митяя, помог выбраться и, приставляя свата к дрогам, спросил участливо:

— Да как же тебя занесло туда?

Опомнившись, Митяй с превеликой тревогой взмолился:

— Игнатушка, а где же бык?!

— Бы–ык? — протянул Игнат. — Да ты что? Только сейчас погонял его…

— Погонял… А вот теперича ни вожжей, ни самого быка. Да, кажись, и передок ушел тоже.

— Вот тебе, сваток, и дроги, — незлобливо поддел Игнат.

— Накаркал! — сам того не желая, огрызнулся Митяй.

— Чего уж там накаркал, — ответил Игнат, осматривая переднюю станину. — Шкворень погнулся, вот бык и вырвал передок, да и пошел гулять.

— Бе–еда–а… Искать надо. Ты меня поддерживай. Что–то поясницу ломит, — проговорил Митяй.

И они медленно, ощупывая глазами темноту, начали карабкаться по косогору.

Разбух от дождя чернозем, по колено вязнешь, а ног не вытянуть, так и засасывает; плетшийся сзади Игнат впотьмах попал в какую–то ямину, хотел силком рвануть, да не смог, что–то затрещало.

— Слышь, Митяй, превеликое облегчение наступило внутри. И вроде холодно стало, — сказал Игнат и потрогал себя за ногу, — Ми–тя–яй, — жалобно простонал он, — Что ж теперь делать? Без ноги я остался…

Митяй уставился на него страшными глазами.

— Да ты что, сват, с ума спятил или вправду?.. Как без ноги? — встревоженно сказал он.

— Ну, не совсем… Подошву оставил.

— Ох, Игнат, и напугал ты меня, — сокрушенно промолвил Митяй, — Так недалеко и до разрыва сердца. Какой леший переполох было поднимать. Ежели бы ногу, туда–сюда… А то подметку. Плевое дело.

Дождь заметно поутих. Туча проходила. Развиднелось. Игнат и Митяй подошли к мосту.

— Кажись, сваток, не было тут быка. Следов что–то не обнаруживается, — устало заметил Митяй.

— А в другом месте ему не пройти. Давай вертаться, — предложил Игнат.

Недалек был обратный путь, но опять же по грязи, через косогор. А когда поднялись сваты наверх, огляделись. .

Бык стоял возле дрог.

Сваты от удивления онемели.

Митяй протер глаза:

— Видится мне, сват, али бык на месте?

— Сдается… на месте, — с расстановкой ответил Игнат.

Запрягали молча. Только вожжей при быке не оказалось. Ни слова не говоря свату, Митяй прошелся по следу несколько метров и, к радости своей, увидел вожжи, растянутые вдоль дороги.

«А бык–то… Мы в гору поперли, а он по дороге пошел… — про себя рассудил Митяй, сматывая вожжи. — Дурень я старый, и куда глядел только? Да и то сказать: темень, — успокоил себя Митяй. — Но уж свату не признаюсь, век попрекать будет».

В село въезжали засветло. Дождь кончился. Черная туча сваливалась за горизонт. Небо стало большим и глубоким, и только местами в спокойной синеве плыли светлые, почти насквозь проглядываемые облака.

Многое повидала на своем веку Аннушка, и горестей и страхов натерпелась, но чтобы ее, старую крестьянку, назначили стоять на охране моста через речку — этого ей и в ум не приходило, и во сне никогда не снилось. А тут поди же — вечно не забыть этого августовского дня 1942 года — вызывает ее в правление Лукич и строго, не тая усмешки, говорит:

— Назначаю тебя, Аннушка, часовым. Дорога к нам теперь пролегла военная. Будешь охранять мост по всем воинским правилам.

Говорит эдак, а у бедной Аннушки ноги подкашиваются от этого диковинного задания, и молвит она:

Да как же так, кум? Да куда же, баба, сгожусь в часовые? И от каких нехристей оборонять?

— Во–во! Оборонять! — загудел Лукич, — Как в воду глядел — тебе эта должность под стать.

— Кум, да ты рехнулся али белены объелся! — -всплеснула руками Аннушка, приняв его слова всерьез, — Срамота прямо, меня, бабу, назначать сторожем.

— Ча–со–вым! — раздельно протянул Лукич, — И чтоб никаких возражений в военную пору! Будешь стоять как штык! Иначе подсудное дело… Понятно тебе?

Аннушка смиренно приумолкла.

— Слушай приказ, — вытянув руки по швам, проговорил Лукич, — Мост у населенного пункта Ивановка вверяю под вашу личную ответственность… Охранять по всем правилам закона. Глядеть по всем сторонам во все глаза, и чуть какая опасность — поднимать тревогу…