Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

— Говорит пост «Пристань». Докладывает подпоручник Кренгельский. Позиция занята и готова к обороне.

Над самым берегом канала на полпути между постами «Паром» и «Пристань» находилась вторая вартовня. Командир ее, капрал Грудзиньский, как раз нес там сторожевую службу, поэтому пополнение из девяти человек вел его заместитель, капрал Владислав Домонь. Солдаты Домоня не тащили с собой тяжелого снаряжения (оно постоянно находилось в помещении вартовни). Все они были молодыми выносливыми ребятами и бежали свободным широким шагом. Не прошло и минуты, как все девять человек достигли цели. Правда, для этого им пришлось преодолеть немалое расстояние по гравиевой дороге, которая вдоль спортивной площадки ведет прямо на юг, обходит липовую аллею, а потом, чуть сворачивая, соединяется с окружной дорогой, чаще всего используемой патрулями.

Плютоновый Петцельт ведет свое отделение на пятую вартовню, расположенную неподалеку от железнодорожного полотна, между двумя крыльями леса, покрывающего восточную и северную части полуострова, а мат [7] Соответствует званию старшина второй статьи. — Прим. ред. Рыгельский — на старую, помнящую еще прошлую войну, артиллерийскую позицию, расположенную сразу за лесом у самого берега моря. Обе группы бежали по северной границе спортивной площадки, потом миновали низкое здание старых казарм и свернули влево, оставляя в стороне виллу коменданта. Пятая вартовня находилась сразу за виллой, поэтому плютоновый Петцельт задержал здесь свою группу — рядом пробегали солдаты Рыгельского. Тем предстояло еще преодолеть двухколейное железнодорожное полотно, идущее от въездных ворот к портовому бассейну, обойти защищенные земляными насыпями склады боеприпасов и только за ними увидеть бетонные стены своего поста.

Как только солдаты установили пулемет, Рыгельский бросился к полевому телефону, прикрепленному в углублении бетонной стены, и прокричал в телефонную трубку:

— Докладывает командир поста «Форт». Приказ выполнен!

Подпоручник Здзислав Кренгельский, капрал Владислав Домонь, плютоновый Адольф Петцельт и мат Бернард Рыгельский уже повесили трубки. Подпоручник и капрал видели перед собой маслянистую воду канала, плютоновый — близкую опушку леса, а мат Рыгельский — узкую полоску пляжа и море, по которому с шипением носились белые полоски пены. Где-то далеко, за невидимой линией горизонта, как крохотная желтая звездочка, мигал на косе Хель маяк. Рыгельский то и дело поворачивал голову, чтобы лучше разглядеть этот далекий огонек.

На фотографии, которую я рассматривал, мат Рыгельский изображен в синей форме; он стоит с двумя сослуживцами и симпатичной девушкой в сквере имени Костюшко в Гдыне. Все улыбаются и смотрят прямо в объектив, куда попали также стоящие у причалов суда. Девушка слегка опирается на плечо Рыгельского. Сфотографировавшись, они, видимо, пошли до конца бульвара, а потом свернули, купили билеты в цирк или кино и в темном зале держались за руки. Потому что эта девушка, наверное, и есть Иоланта, Иола…

Приглядимся теперь к капралу Владиславу Домоню, уважаемый читатель, как раз в тот самый момент, когда он стоит возле узкого проема одной из амбразур вартовни, наблюдая за портовым каналом и домами Нового Порта на другом его берегу. Сейчас, в боевой каске, капрал кажется значительно старше, чем на самом деле и чем на снимке, где он застыл в конфедератке рядом со своим братом, элегантным майором. Фотография была сделана в Сандомире перед ратушей. Капрал немного ниже брата, но тянется изо всех сил, чтобы казаться под стать ему. Владиславу всего двадцать, и он еще не приобрел необходимого лоска, хотя великолепно сдал экзамены на аттестат зрелости и мечтает после службы на Вестерплятте поступить в офицерскую школу. Так они и договорились с братом в тот самый день, когда был сделан снимок. Капрал охотно показывал потом эту карточку сослуживцам: иметь брата майора весьма лестно. Не избегал он и разговоров относительно своих дальнейших планов в жизни. Но в тот момент, когда мы видим его, Домонь занят только наблюдением, хотя и возбужден атмосферой ночной тревоги, которая неожиданно сорвала его с теплой постели.

Вода в канале отсвечивает металлическим блеском каждый раз, когда на нее падает скользящий свет морского маяка с башни над зданием портового управления. В этом неверном свете тонут отражения газовых уличных фонарей и опознавательные огни буксира, выходящего из-за излучины Пяти Гудков. Буксир идет медленно. Взбивая винтом темную воду, он пробирается мимо Домоня к выходу из канала.

Подпоручник Кренгельский тоже видит буксир. Он внимательно следит, не изменит ли суденышко курс, не попытается ли пристать к отмели. Но буксир идет по прямой и вскоре исчезает за волнорезом. Успокоенный, Малыш переводит взгляд в другую сторону. Малыш… Это прозвище пришло вместе с подпоручником Здзиславом Кренгельским из 69-го Гнезненского пехотного полка, который он покидал с неохотой, хотя и знал, что перевод в Гданьск должен считать признанием своих заслуг. Кренгельский любил Гнезно, в гарнизоне у него хватало друзей, и у командования он был на хорошем счету. Новое место службы импонировало ему, а атмосфера тайны, окружавшая все, что было связано с полуостровом Вестерплятте, придавала этому месту особую прелесть в глазах подпоручника. Для меня несомненно одно: Кренгельский был хорошим офицером, раз его направили на Вестерплятте. И утверждение это — не пустой звук. Мы видели с тобой, читатель, как вел подпоручник свой маленький отряд на пост, знаем, как внимательно наблюдал он за каналом порта. Судя по всему, он успел уже полюбить свою новую службу и нашел в Интендантстве ту дружественную атмосферу, благодаря которой все реже вспоминал полюбившийся ему Гнезно.

Незадолго до полуночи сержант Расиньский спустился с первого этажа в подвальное помещение и сменил дежурившего на телефонной станции и при рации плютонового Зарембского. Подофицеры закурили, с минуту поболтали, и Зарембский отправился спать. Удобно развалившись в кресле, сержант принялся вертеть ручки рации в поисках музыки. Он очень любил оперетту, и ему часто удавалось поймать знакомые мелодии. На этот раз тоже повезло. Будапешт передавал попурри из оперетт Кальмана, и сержант весь обратился в слух, подсвистывая оркестру в тех местах, которые знал на память. Он с упоением слушал любимые мелодии, когда в музыку грубо ворвались высокие пронзительные звонки тревоги. Почти в ту же минуту на узле связи появился капитан Домбровский. Сержант вскочил и доложил по-уставному. В это время над ними, приглушенный толстым бетонным перекрытием, послышался топот — это отделение плютонового Лучиньского бежало на свой пост в шестую вартовню, расположенную в подземелье казарм. Минуту спустя Лучиньский уже докладывал о готовности. Через несколько секунд поступило донесение и от третьей вартовни, находившейся в укрепленном подвале подофицерской виллы.