Алексей Першин - Смерч

— Действительно, никакого эффекта, — с досадой сказал командующий. — Что ж, Михаил Николаевич, ваши доказательства весомы и убедительны. Сожалею о своих претензиях и упреках. Приказ о прорыве вражеской обороны на вашем участке отменяю. Атаки прекратите, но плацдарм, конечно, надо сохранить. Закрепляйтесь поосновательней, чтобы никакие неожиданности вас не застали врасплох. Не скрою, Михаил Николаевич… Не за горами пора, когда немцы добровольно оставят и крепость, и доты, и все другие укрепления.

Он встал и вдруг с удивлением спросил:

— Что это на лице вашем такая тревога, Михаил Николаевич?

— Минут через десять начнется артналет. У них, как в аптеке, минута в минуту. Вот и приходится помнить: береженого бог бережет.

Малиновский улыбнулся.

— Какие вы тут религиозные стали!

— С волками жить — по-волчьи выть. Очень прошу вас поспешить, товарищ командующий. Нехорошее у меня предчувствие.

Командующий еще раз окинул взглядом все вокруг и, подчинившись настойчивости командарма, заспешил к укрытым в лощине машинам. Не успели они подойти к ним, как грянул залп. На том месте, где был наблюдательный пункт командарма, поднялись огромные клубы пыли.

— Вот вам и не верь в предчувствия! — вздохнул Зарухин.

Малиновский крепко пожал ему руку.

— В долгу у вас, Михаил Николаевич.

В штабе армии, куда они вскоре добрались, доложили: армейский НП разрушен прямым попаданием.

Необычным выдалось военное лето сорок четвертого года в Молдавии. Фронт прекратил наступательные операции, и настала тишина. На час ли, на день — все равно хорошо. Тысячи людей вздохнули с облегчением. Великая благодать для человека, когда тихо!

В этой тишине порой раздавался выстрел, изредка — пулеметная очередь. Волна сотрясенного воздуха катилась по разнеженной земле долго, гулко и терялась в лиловых далях. После шквала огня и грохота эти одиночные выстрелы лишь подчеркивали глубинную, девственную тишину молдавских равнин и были столь чужды здесь, как если бы в чистом родниковом ручье вдруг заметались в струях березовые щепки, волоча за собой по дну ломающиеся тени. Уплывут они, и еще чище, еще прохладней покажется вода в ручье.

И все-таки тишина на равнинах обманчива. Люди в прокопченных гимнастерках зарылись глубоко в землю. Вся жизнь шла там, в траншеях и блиндажах, жизнь скрытная, суровая, взрывоопасная.

В запутанных и сложных траншеях и связывающих эти капитальные сооружения ходах сообщений не сведущему в военном деле человеку ничего не стоило заблудиться. Правда, на поворотах или в тех местах, где траншеи разбегались в трех или четырех направлениях, имелись указатели. Но они чаще всего несли на себе непонятные буквы и цифры, которыми были зашифрованы те или иные хозяйства.

По обе стороны Днестра возник, в сущности, подземный город. И он жил. Жил будущими боями, которые могли начаться в любую минуту.

Боевые установки были тщательно замаскированы, как и расположение гвардейцев, их обслуживающих.

Гитлеровская разведка организовала настоящую охоту, пытаясь разгадать тайну ракетного оружия. Создавалось впечатление, что полк гвардейских минометов в последнее время стал объектом самого пристального внимания вражеской агентуры. Происходили странные и подозрительные происшествия.

Месяц назад дивизион капитана Нестерова получил срочное задание уничтожить скопление мотопехоты в небольшом селе Трикаты. По данным разведчиков, жителей там не оказалось. Комдиву был отдан приказ не жалеть мин.

Намеченные заранее огневые позиции на участках, которые хорошо просматривались днем, батареи заняли глубокой ночью. Не успели солдаты отрыть окопы, как вдруг около батарей заплясали багровые вспышки взрывов. Снаряды падали неприцельно, наугад. После каждого взрыва поднималось невиданное ранее рыжее облако. Вскоре и установки, и солдаты стали покрываться гарью и пылью. Когда вспышки взрывов прекратились, все с изумлением увидели, что и они сами, и боевые установки, даже земля вокруг — все начало фосфоресцировать.

Тотчас раздалась команда:

— Зачехлить машины!

Машины зачехлили, но это мало помогло — дивизион походил на гигантское фантастическое скопление светящихся чудовищ. Все батареи, несмотря на темную весеннюю ночь, были хорошо различимы.

Ударили вражеские пушки. Теперь стреляли прицельно, хотя и не очень точно. Батареи спешно покинули позиции, увозя троих раненых и одного убитого.

Командир дивизиона, когда наконец удалось оторваться от преследования, приказал вымыть установки, все вспомогательные автомашины, ящики и почиститься самим. Времени оставалось в обрез, команды выполнялись быстро и точно.

Новые огневые позиции заняли вовремя и тотчас дали залп.

Боевую задачу дивизион Нестерова выполнил в назначенное время, но сразу же, как только батареи возвратились в полк, капитан доложил о чрезвычайном происшествии командиру полка.

— Как мог противник глубокой ночью обнаружить дивизион? — Нестеров гневно сверлил подполковника глазами, будто именно Назаров был повинен в этом внезапном артналете гитлеровцев.

— Как-нибудь не могли себя обнаружить?

— Исключено, товарищ гвардии подполковник. Вы же знаете.

— Есть какие-нибудь факты, подозрения?

— Если бы, товарищ гвардии подполковник. Правда, грызет меня мыслишка.

— Конкретней.

Капитан переступил с ноги на ногу. Лицо его было мрачным, расстроенным.

— Нервной слабинкой не страдаю, вы знаете, а вот грызет и грызет.

— Давай не тяни.

— Сержант Мисютин не дает мне покоя. Больно уж ест глазами начальство. Прямо-таки наизнанку себя выворачивает, исполняя приказания.

— Отличный гвардеец. Дисциплину блюдет.

— Так-то оно так, конечно. Но тут закавыка… Почему бомбежки и артналеты совпали со временем его прибытия в дивизион? Подозрительно как-то… Налетов до того давно уже не было. Выходит, Мисютин на хвосте их притащил?

Назаров задумался. Денис, которому недавно присвоили звание старшего лейтенанта, присутствовал при этом разговоре. Он видел, как потемнело лицо командира полка. О Мисютине уже был разговор. Втроем тогда беседовали с контрразведчиком старшим лейтенантом Павловым; на беседу командир полка вызвал только Виноградова и комсорга. Не сговариваясь, они старались отвести подозрения от Мисютина — казалось невероятным, чтобы такой дисциплинированный гвардеец мог быть врагом. Каждый из них находил хорошую черту в характере сержанта. Сообразительный. Правда, казался слишком уж вышколенным. Но это от радости, что попал в ракетное подразделение. Его рвение, исполнительность и точность можно поставить в пример другим. Раньше он был минометчиком. После госпиталя получил трехмесячный отпуск, прибыв из которого, сам добился назначения в подразделение гвардейских минометов. Своим старанием и энергией Мисютин за короткий срок завоевал прочный авторитет в батарее.