Михаил Алексеев - Русский характер [Рассказы, очерки, статьи]

По отрывкам их разговора можно было догадаться, что речь шла о помощи группе Горохова, которая была отрезана противником от 62-й армии и, прижатая к Волге, находилась почти в окружении. Для того чтобы облегчить ее положение, командование фронтом решило атаковать противника на правом фланге, высадив там десантный отряд на катерах под командой старшего лейтенанта Сокова. Это была по масштабу своему не фронтовая и даже не армейская операция: в ней участвовало всего несколько десятков десантников, но осуществить и эту небольшую операцию армии и дивизии, обороняющие Сталинград, не могли, это мог сделать только штаб фронта. Майор Карев только что вернулся с берега Волги и докладывал командующему подробности операции.

Лица у обоих, у майора и генерала, были какие-то особенно расстроенные, и я понял, что отряд Сокова хотя и несколько облегчил положение группы Горохова, отвлекши на себя часть сил противника, но погиб.

Направляя действия десятков тысяч людей, командующий понимал, что каждый день и каждый час боев стоит немалых человеческих жертв, он чувствовал свою ответственность за судьбу солдат. Согласившись на небольшую десантную операцию, Еременко рисковал жизнью нескольких десятков солдат, чтобы спасти, сохранить тысячи бойцов группы Горохова. Другого выхода не было.

Замышляя десантную операцию, командующий фронтом наверняка знал, что отряд Сокова погибнет. Но сейчас, узнав об этом, по-человечески переживал это так, как если бы для него гибель отряда была совершенно неожиданной.

— Ну, что ж, — командующий помолчал. — Ну, что ж, — повторил он и опять помолчал. — Буду звонить Рокоссовскому, чтобы он с фланга помог Горохову.

Адъютант доложил о приходе начальника отдела кадров.

— Пусть заходит, — сказал Андрей Иванович. — Прошу извинить, что прерву нашу беседу.

Вошел с папкой в руке рослый полковник. О нем рассказывали в шутку, что однажды в дождик он пришел в столовую в плаще поверх шинели, и с того дня офицеры в шутку называли его «двадцать четыре шпалы» — восемь в петлицах на гимнастерке, восемь — на шинели, восемь — на плаще.

Еременко стал просматривать наградные листы.

— А этого за что к награде? — сердито ткнул он карандашом в лист. — За переезды с капэ на капэ? Подождем.

Он читает нам один за другим наградные листы. Командующий инженерно-техническими войсками представляет к награде героев переправы через Волгу матросов Зверева, Строганова, Марию Ягупову, которые с опасностью для жизни спасли раненых, боеприпасы.

— Ну, это настоящие солдаты, — с гордостью говорит он о водниках.

— Матросы, товарищ командующий, — поправил его полковник, начальник отдела кадров.

Но Еременко упрямо покачал головой.

— Я хотел сказать, полковник, что они солдаты по существу, поскольку они формально — гражданские люди.

Он берет один из наградных листков и говорит:

— Чуйковым и Гуровым представляются к награде тридцать три бойца. Тридцать три богатыря. Помните, у Пушкина, в «Сказке о царе Салтане». Послушайте. — И он читает: — «На рубеже юго-западнее города тридцать три бойца Н-ской дивизии во главе с заместителем политрука, комсомольцем Леонидом Ковалевым, оказались отрезанными от своей части. Два дня немцы штурмовали позицию храбрецов. У наших бойцов кончились продукты, вышла вода. Стояла жара, людей мучила жажда, но они не сошли со своего рубежа. Они сожгли 27 танков, перебили более 150 немцев. Все тридцать три бронебойщика вышли из боя живыми». Ну, этих стоит наградить всех, — вслух размышлял командующий.

Он читает далее наградные листки, подписанные генералом Хрюкиным. Шесть летчиков во главе с Василием Каменьщиковым, Героем Советского Союза, больше часа дрались с 28 немецкими самолетами и, не допустив их к цели, сбили семь вражеских машин.

— Вот еще герой, — оживляется он и читает: — «Василий Ефремов, сталинградец, коммунист, капитан, Герой Советского Союза, совершил десятки боевых вылетов на бомбежку».

Позднее Родина еще более высоко оценила подвиги Василия Ефремова — ему было присвоено звание дважды Героя Советского Союза и в центре Сталинграда, в тенистом парке имени Карла Маркса, воздвигнут ныне на пьедестале бронзовый бюст летчика-героя.

— Гвардейская дивизия полковника Утвенко на днях вышла из боев, — вполголоса говорит начальник отдела кадров. — Командование представляет к званию Героя Советского Союза сержанта Болото и красноармейца Беликова, Олейникова, Самойлова — к ордену Ленина.

— Да, да, я уже был в дивизии Утвенко, — говорит командующий. — За этот подвит наше правительство не пожалеет награды.

Он читает нам реляцию о знаменитом подвиге четырех молодых гвардейцев-бронебойщиков, отбивших атаку тридцати неприятельских танков в станице Клетской, пятнадцать из них они подожгли. Храбрецы удержали свой рубеж — степной холм у развилки дорог.

— Ну-ка, еще послушайте, товарищи корреспонденты, — обратился он к нам. — Вот геройский парнишка, — с какой-то особенной теплотой в голосе говорит он и читает нам реляцию на комсомольца Александра Демидова, двенадцать раз ходившего в разведку. — Наградить орденом Красного Знамени, а?

И, подписав наградной лист, он многозначительно смотрит на полковника.

— Виноват, товарищ командующий, — догадывается тот. — Думали, молод еще — ведь пятнадцать лет.

— Молод? Ах, полковник, полковник… Читали ли вы «Войну и мир» Толстого? Помните, что сказал Наполеону русский офицер после Аустерлица. А он сказал ему вот что: «молодость не мешает быть храбрым». Ну, ведь верно, разве можно исчислять храбрость возрастом?

Минуту был слышен только скрип пера.

— Ага, майор Пузыревский? Дельный офицер. Переправу через Волгу наладил неплохо. Приспособили к делу все баркасы, лодки. Из города везут раненых, детей, в город переправляем войска, боеприпасы, продовольствие… А какие герои у нас на переправе! — вновь загорается Еременко.

Он читает наградной лист на лодочника Кузнецова, который, делая обратный рейс, взял с правого берега четырех солдат, направляющихся за продуктами. Когда они отплыли от берега на полсотни, вражеская мина ударила в корму лодки, разбила ее и ранила при этом четырех. Кузнецов бросился в воду, на бревне доплыл к берегу, взял лодку и спас всех четырех раненых товарищей.

Генерал звонит по телефону редактору фронтовой газеты и рассказывает ему о лодочнике Кузнецове.

— Напишите о нем да фотографию солдата дайте, — заключает командующий. — Лодок у нас не хватает, — продолжает он разговор с нами, — ищем их повсюду. У полковника Гуртьева в дивизии свой «флот» из двенадцати лодок.

Командующий зачитывает последние наградные листы и, видимо, под впечатлением их говорит: