Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

— Солидный ты парень, оказывается. И на перевязках не плачешь.

— На фронте не плачут…

— Правильно, солидно сказано. Вижу, сила у тебя есть. Контузило тебя, бок поцарапан, а а ты, как рыба, — без звука. Вот если бы там, в Сталинграде, было спокойно, мы с тобой нашли бы, чем подзаняться.

— А мы разве не в Сталинграде? — встрепенулся Костя.

— Лежи, лежи, — успокоил его сосед и, подумав, пояснил — Сейчас мы с тобой на отдыхе, в тылу. До Сталинграда, до линии фронта, значит, отсюда километров двадцать — тридцать. Понял? Это Ахтубинский госпиталь. Вот мы где.

— Ахтуба?.. — удивился Костя.

— Да, да, Ахтуба. Солидное место.

— Не очень-то солидное. Я сюда с папой на рыбалку приезжал.

Разговорившись, Костя узнал, что его собеседник, морской пехотинец, был ранен в бою у тракторного завода.

— Вот уже выписываюсь. Пора в батальон, — сказал он, показывая какую-то бумажку.

— А где ваш батальон? — спросил Костя.

— Рядом, тоже на отдыхе стоит. Но скоро опять туда. Там нас ждут.

— Значит, вы уже поправились?

— Как видишь. Три дня стряхивал температуру, а сегодня все в порядке. Только ты не делай так. Стряхивать надо умеючи, иначе врач заметит и греха не оберешься. Потом тебе-то не к чему этим заниматься. Тебе и тут дел хватит.

В палату вошли санитары. Они попросили Костю пройти к врачу.

Едва Костя перешагнул через порог кинобудки, приспособленной под кабинет врача, как со стула встал пожилой мужчина в белом халате. Он приподнял на лоб очки и, как давно знакомый, протянул руку:

— Ну, здравствуй!

— Здравствуйте.

— Теперь ты настоящий фронтовик, — нащупывая пульс и глядя прямо в глаза, говорил врач, — теперь ты можешь на прогулку ходить.

— Можно одному?!

— Конечно, конечно. Ты же самостоятельный парень. Но пока недельки две будем соблюдать строгий режим. Окрепнешь, начнем войну… с мышами и крысами. Их на кухне развелось столько, что возни с ними до конца войны хватит… — шутил врач.

— Скажите, как я сюда попал?

Слушая врача, Костя вспомнил, как ехал от зенитчиков. Генерал сидел рядом… Засвистели бомбы, машина подпрыгнула, потом будто у самого уха зазвенела струна, и вот она опять звенит…

— А генерал, с которым я ехал, тоже в госпитале?

— Нет. Он в Сталинграде. Сказывают, его штаб рядом с десятой школой. Знаешь такую школу? Да, конечно, ты же в ней учился. Хорошая школа и недалеко от Тургеневской улицы, где жил Костя Пургин. Знаешь его? Хороший парень и учился успешно: кругом пятерки.

— А я думал, вы меня совсем не знаете.

— Ну, как же не знать такого парня… После перевязки погуляй на улице, а потом еще поговорим.

Когда Костя вернулся в свою палату, соседа с черными бровями уже не было. Ушел. Не успели как следует подружиться — и разлука.

От белых простыней и наволочек, как от снега, веяло холодом. Больничный запах, казалось, проник во все поры.

В палате стало совсем скучно. Сидеть у окна от прогулки до прогулки было очень утомительно. И если бы не поднявшийся ураганный ветер, что очистил раму от пепла и раскачал перед окном деревья, Костя, пожалуй, сбежал бы из палаты в тот же день.

Целую неделю ветер хлопал ставнями, гремел железной крышей, поднимал столбы песчаной пыли, клонил деревья, безжалостно срывал с них листья. И странно, ветки, с которых ветер сорвал почти все листья, становились словно более упругими. В такую пору им будто легче без нежного зеленого покрова.

«Нежиться сейчас не время, — вдруг упрекнул себя Костя, слушая тягучую песню ветра. — Что мне тут, в госпитале, делать? Глядеть на белые халаты? Надо в Сталинград, там папа. Пусть посмотрит, какой я стал. Нашивку о ранении не покажу, пусть сам определит, что его сын теперь настоящий фронтовик».

Через несколько дней установилась тихая погода. Косте разрешили прогулку не только возле госпиталя, но даже по берегу реки. Ходить в собственном костюме было куда свободнее, чем в халате: «Никто возле тебя не охает, не ахает. Вот только затеряли ботинки, а то бы совсем никто не подумал, что из госпиталя».

День ото дня Костя чувствовал себя все лучше и лучше. И вот он уже совсем здоров, помогает санитарам ухаживать за больными, толкается на кухне, берется чистить картошку, таскает дрова, иногда остается дежурить у телефона и отвечает на звонки.

В эти дни он все больше и полнее узнает о том, что делается за Волгой, в Сталинграде. «Интересно побывать бы сейчас там самому и посмотреть, как бьют фашистов. Раз заводской район и Мамаев курган не могут взять, значит наши крепко дают… На какой же улице сражается полк папы?»

Все, что делалось в госпитале, Косте казалось скучным и неинтересным. Особенно досадно было слушать больных и врачей, когда они жалели его и считали маленьким. Даже ахтубинские девочки и мальчики, что ежедневно приходили в госпиталь читать стишки и разные сказки, относились к Косте как к маленькому.

Как-то Костя пригласил их в ограду, чтобы затеять какую-нибудь игру, ну хотя бы в прятки. Мальчики о чем-то задумались, а девочки переглянулись и охотно согласились. Но игра быстро расклеилась. Девочки, как сговорились, нарочно играли так, чтобы Костя все время был победителем. А какой интерес быть победителем, когда тебе все помогают: бежишь кое-как, а они нарочно отстают и не стараются схватить вперед палочку-выручалочку.

И опять Косте стало грустно, и снова он стал думать об отце. Отец если брался с ним играть, то играл всерьез, по-настоящему, так, что пот выступал и щеки горели.

Однажды, выйдя за ограду госпиталя, Костя увидел такую картину: вдоль улицы, через центр села, по широкой и пыльной дороге двигались автомашины, тягачи, танки, люди, кони. Они торопились в Сталинград. Даже пыль, поднимаясь густым облаком, мчалась туда же. И будто подхваченный этим потоком, Костя не мог уже стоять на месте. Шагая по обочине дороги, он любовался колоннами войск, танками, пушками.

Под ногами прогремел зыбкий мост, затем захрустел гравий новой дороги, потом перед глазами замелькали кусты, деревья, и вот уже стена приволжской дубравы. Было приятно идти и наблюдать, что в родной город движется столько хороших, добрых и веселых воинов. А пушки, а танки какие! Не насмотришься!

Костя не заметил, как войска втянулись в лес, как наступил вечер. В одном месте встретилась санитарная машина. В ней сидели перевязанные люди. Вспомнилась белая палата. По телу пробежала дрожь. «Возвращаться не буду».

Чтобы не встречаться с санитарными машинами, он пошел по лесной тропе, усыпанной листьями… Шуршат листья, будто уговаривая Костю остановиться и послушать их шепоток, но разве можно медлить, коль решено прорваться в город!