Георгий Светлов - „В квадрате 28-31“

То ли хозяин в окно увидел незваных гостей, то ли шум услышал, только выскочил он из дому как ошалелый — и в седло. Лошадь, оказывается, за крыльцом овес жевала. Что делать? Сытую вороную разве догонишь?

— Бей по лошади ребята! — крикнул Яковенко. — Тогда возьмем гада!

Космачев и Осипенков винтовки к плечу и чуть ли не одновременно — ббах! Почти в ту же секунду нажал и Вася спусковой крючок автомата. «Для страховки, — думал, — вжарю одиночным». А в переполохе-то забыл перевести оружие с автоматического огня на одиночные выстрелы. И «вжарил» очередью…

Словом, «язык» на тот свет отправился.

— И за это спасибо, ребятушки, убрали хоть паразита с земли нашей, — поблагодарили крестьяне.

В полдень возвращались в Кудрово. Километрах в трех от деревни зашли в какой-то полуразрушенный сарай: решили перекусить — с собой был хлеб, на каждого по куску сала да по луковице. На половине трапезы Космачев — он в щель за дорогой наблюдал — просигналил:

— Братцы, кого-то черт несет. На дровнях…

— А точнее? — спросил Яковенко, вставляя в гранату запал.

— Трое. Один в шубе романовской. С сумкой на коленях. У двоих винтовки. По бокам сидят.

— Немцы?

— Не похоже. Разве они втроем поедут мимо леса? — рассудительно ответил Космачев.

Прикинул Яковенко обстановку: трое на трое, на автомат перевес; правда, лошадь у незнакомцев, а он с ребятами на своих двоих. Вася кивнул Осипенкову:

— Выходи из сарая. Мы с Николаем на мушке их держать будем.

Осипенков — здоровяк. Рослый — без малого два метра. Бригадный чемпион по росту. Еще когда в школе учился — костюм и то на заказ шили. И силен, несмотря на свои девятнадцать, — двоим побороть.

— Кто такие, орлы? — зычно гаркнул Осипенков.

— А ты кто такой, что пытаешь? — пьяным голосом ответили с дровней, но не остановились. И не стреляли.

— Рахлицкой волости мы. Тут рядом наш старшой гуляет…

Вася Яковенко, выходя на дорогу, чуть не поперхнулся: до чего складно врет Сашка! И, в свою очередь, добавил:

— А вы, часом, не из Рамушева? Может, агентура сталинская? Тогда…

— Счумел, что ли? — залопотал тот, что в шубе, и полез в сумку за бумагой.

— Ладно, давайте-ка до нашего старшого! Он — голова. Разберется. — Яковенко взял автомат на изготовку.

Ответив на условный пароль, разведчики с «гостями» проехали партизанский пост и лихо подкатили к дому, в котором размещался штаб. Немало удивились в штабе, когда развязно и смело вошедшие в чистую горницу дома незнакомцы произнесли пьяными нестройными голосами:

— Здравствуйте, господа! — и отрекомендовались старшиной соседней волости и полицаями.

Из-за их спин Яковенко сделал Никитину знак.

— Здорово! — ответил Александр Макарович, смекнув, в чем дело, и что-то шепнул командиру. Тот жестом показал пришельцам на стол:

— Присаживайтесь, господа хорошие! Угощаться будем.

Полицаи прислонили винтовки к стене, старшина положил сумку на подоконник. Разделись.

Обошли стол, сделали пол-оборота, хотели присесть, но застыли с выражением ужаса на лицах: Яковенко, Осипенков и Космачев стояли с нацеленными на них винтовками и автоматом.

— Руки вверх! И без глупостей! Партизаны глупостей не терпят.

«Гости» поняли бесполезность сопротивления. Они покорно выложили на стол личные документы, чистые бланки и печать волостного управления, три пистолета, деньги, пропуска для беспрепятственного проезда по району, белые нарукавные повязки полицаев. А на допросе дали небезынтересные сведения…

Так окончился первый поиск питомцев никитинской разведки, безусых ребят, комсомольцев того трудного сорок второго года. Это была их первая победа. И, конечно, далеко не последняя. Но об этом речь впереди.

Утром провожали партизан из Кудрова всем, как говорится, миром. Наделили хлебом, салом, табачком-самосадом… Трогательно провожали, словно родных сыновей и дочерей, долго махали им вслед. Тревожно сжимались у крестьян сердца, понимали они: не всем суждено вернуться с дальней дороги.

И снова отсчитывала лыжня многочисленные партизанские версты. И опять впереди соединения, сбивая с ходу немецкие засады и полицейские посты, двигалась его главная ударная сила — Пестовский районный отряд старшего лейтенанта Александра Андреевича Павлова. Это он, свернув к дороге в район Онуфриева, смелым ударом разгромил крупный обоз гитлеровцев и обеспечил переход через дорогу всем отрядам бригады. Долго потом смеялись партизаны, вспоминая немецких обозников, облаченных в какие-то вязаные или овчинные безрукавки, ватники поверх шинелей, а то и в обычные женские кацавейки. Грабьармия Гитлера искала спасения от русского мороза.

Тем временем разведчики ушли на юг, «ощупывали» там междуречье Ловать — Редья, пытаясь установить связи с Залучским, Поддорским или Молвотицким районными партизанскими отрядами, также сформированными в первый год войны на местах по указанию Ленинградского областного комитета ВКП(б), а затем включенными в состав бригады Васильева — Орлова. Партизаны этих отрядов — в большинстве своем местные жители — хорошо знали обстановку и положение в родных краях.

Здесь был уже глубокий вражеский тыл. Ожидать сколько-нибудь крупной концентрации неприятельских войск не приходилось, что придавало партизанам больше уверенности в своих силах. Прифронтовая зона, кишевшая войсковыми частями и техникой, осталась позади, и бригада имела все основания считать себя крупным соединением по сравнению с немецкими гарнизонами здешних сел и деревень.

Ожидая известий от разведчиков Никитина, бригада остановилась в Новом Селе. Февральское утро было вьюжным. Мела поземка. Тяжелые серые тучи низко плыли над деревней, чуть не задевая стоявшие на опушке сосны.

Во время завтрака комиссар Пестовского отряда Сергей Николаевич Белозеров разговорился с хлопотливой и радушной хозяйкой дома Настасьей Петровной. Она не только от чистого сердца угощала остановившихся у нее партизан, но и чинила их прохудившуюся местами одежду, стирала белье. Это была еще одна из многих замечательных советских женщин-патриоток, которые в трудных условиях вражеской оккупации не склонили головы; чем могли помогали народным мстителям, вредили гитлеровцам, срывали некоторые их оккупационные мероприятия.

— Как ваше житье-бытье здесь, Настасья Петровна? — как бы невзначай спросил Белозеров, пытаясь вызвать ее на доверительный разговор.

— Уж и не спрашивайте, Сергей Николаевич! До того тошно под ярмом, что сил, кажется, не хватает… Понаедут, анафемы, в деревню, сгонят крестьян в сарай, будто скотину, и охрану выставят. А сами по избам шастают — вверх дном все переворачивают, под метелку очищают — и харч, и одежонку получше, даже ходики со стен сымают… Чуть что — пулю тебе в лоб или красного петуха под крышу запустят. Словом, страху нагоняют, в страхе держат… А тут еще слух прошел: мол, для учету аль регистрации какой бирки будут на шею вешать. С номером. Воистину за людей нас не считают — за скотину. А уж налогами обкладывают — спасу нет. За собаку и кошку, за изгородь и печку, за крыльцо и, поговаривают, будто к трубе на крыше подбираются…